Достойней прозвучали бы слова:
«Вот, посмотрите на моих детей,
Моя былая свежесть в них жива,
В них оправданье старости моей»…
– Неужели неубедительно? – насмешливо спросила Анна, обводя всех торжествующим взглядом. – Тот, о ком идет речь, явно очень красив и знает об этом. Ему еще нет сорока, но этот возраст – не за горами. Упреки неизвестного сильно смахивают на угрозу доведенного до отчаяния человека, который уже испробовал все остальные аргументы.
Снежко нервно прочистил горло и протянул руку:
– Дай-ка сюда.
Анна безропотно протянула книжку. Саша зашелестел страницами, впиваясь в строчки глазами.
– Невероятно. Как же я раньше не замечал? А остальные куда смотрели? – бормотал он себе под нос, то и дело потирая переносицу.
– Молодец, Аня, – похвалил Макс, на секунду отрывая взгляд от раскисшей дороги.
– Но почему ты решила, что красавчика отчитывает именно женщина? – спросила Яся.
Неожиданно вместо Анны ответил Снежко:
– Да вот же, здесь так и написано, – воскликнул он и с такой силой ткнул в страницу пальцем, что едва не разорвал ее пополам. Как вам такие строки:
Прекрасный облик в зеркале ты видишь,
И если повторить не поспешишь
Свои черты, ПРИРОДУ ты обидишь,
Благословенья ЖЕНЩИНУ лишишь.
– Слов нет! – вздохнула Яся. – Похоже, и вправду нашего красавчика поджимает время. Его призывают «поспешить».
– Слушайте, это невероятно, но у героев сонетов Шекспира действительно те же проблемы, что и у неизвестной супружеской пары из «Жертвы любви». Те так же были бездетными. Целомудренный брак – так они это называли. – Говоря это, Сашка то и дело покачивал головой. Его энциклопедический мозг отказывался верить в сенсационное открытие.
– Действительно, – согласилась Яся. – Герой сонетов – вылитый Голубь. И проблема та же самая. Помните, как ПРИРОДА – был в том сборнике и такой персонаж – настойчиво пыталась подложить Феникс в постель собственному супругу? Черт, этого не может быть! – всплеснула она руками. – Ребята, да это же Нобелевская премия!
– Да фиг с ней, с премией, – отмахнулась Аня, – нам бы только разобраться.
– Верно, – с энтузиазмом поддержал ее Сашка. Слушайте, что дальше было! – Он отодвинул книгу подальше и с выражением продекламировал:
Ты будешь жить на свете десять раз,
Десятикратно в детях повторенный…
…Ты слишком щедро одарен судьбой,
Чтоб совершенство умерло с тобой.
– Так, до семнадцатого сонета все одно и то же, – доложила Аня. – Потом идет много всякого-разного, а вот в шестьдесят втором… Короче, дамочка, не дожидаясь согласия своего возлюбленного на потомство, решила проблему кардинально.
– Это как? – заинтересовалась Яся.
– Обыкновенно, – пожала Анна плечами. – Отправилась повышать свою самооценку в другом месте.
– Мужика завела, что ли? – усмехнулся Снежко.
Анна кивнула:
– И, похоже, что не одного. Вот, послушайте. Здесь снова речь идет от лица мужчины:
Тебя я музой называл своею
Так часто, что теперь наперебой
Поэты, переняв мою затею,
Свои стихи украсили тобой.
– И еще вот тут, в восемьдесят пятом:
Моя немая муза так скромна.
Меж тем поэты лучшие кругом
Тебе во славу чертят письмена
Красноречивым золотым пером.
– В шестьдесят девятом и семидесятом сонете ОН еще пытается оправдать ее поведение, но ОНА – сонет девяносто пятый – не верит в его искренность.
Когда захочешь, охладев ко мне,
Предать меня насмешке и презренью,
Я на твоей останусь стороне
И честь твою не опорочу тенью.
– Каково? – Анна обвела всех взглядом. Макс поморщился, а Снежко возмутился:
– Совсем спятил мужик!
– Не переживай, – усмехнулась Аня, – его благородства хватило ненадолго. В сто сорок втором сонете он отыгрался на барышне с лихвой:
Любовь – мой грех, и гнев твой справедлив.
Ты не прощаешь моего порока…
– Просто самобичевание какое-то, – проворчал Сашка.
– Ты дальше слушай!
Но, наши преступления сравнив,
Моей любви не бросишь ты упрека.
Или поймешь, что не твои уста
Изобличать меня имеют право.
Осквернена давно их красота
Изменой, ложью, клятвою лукавой.
Грешнее ли моя любовь твоей?
Пусть я люблю тебя, а ты – другого,
Но ты меня в несчастье пожалей,
Чтоб свет тебя не осудил сурово.
А если жалость спит в твоей груди,
То и сама ты жалости не жди.
На этот раз Снежко воздержался от комментариев, а Яся протянула задумчиво:
– Что-то серьезное натворила эта дамочка. Последние строки очень похожи на угрозу.
– Верно, – согласилась Аня, – но у мужчины и у самого рыльце в пушку.
– Это ты на «порок» намекаешь? – уточнил Сашка и добавил снисходительно: – Это слово вполне может быть использовано как аллюзия…
– Не знаю, что такое «аллюзия», – невежливо перебила Анна, – но там, дальше, так сказать, в первоисточнике, про этот «порок» все разъясняется. Сонет сто сорок четвертый, к вашим услугам:
На радость и печаль по воле рока,
Два друга, две любви владеют мной:
Мужчина, светлокудрый, светлоокий,
И женщина, в чьих взорах мрак ночной.
Чтобы меня низвергнуть в ад кромешный,
Стремится демон ангела прельстить,
Увлечь его своей красою грешной
И в дьявола соблазном превратить.
– Это на что это он намекает? – пробормотал Макс после паузы.
– По-моему, все яснее ясного, – мрачно откликнулся Снежко. – Только это не секрет. Всем известно о бисексуальности Шекспира. «Белокурый друг» и «смуглая леди» – это ж давным-давно имена нарицательные! Думаю, что Бен Джонсон намекал именно на это. Помните? «Человек может грешить беззаботно, но безопасно – никогда»?
– Да погоди ты, – рассердилась Анна. – Ты ничего не понимаешь!
– О чем это она? – удивился Сашка.
– Кажется, я догадалась! – Яся глубокомысленно наморщила лоб и произнесла, впрочем, без особой уверенности: – Эта «смуглая леди» соблазнила «белокурого друга», а Шекспир остался с носом, правильно?
– Умница! – Анна одобрительно прищелкнула пальцами. Снежко и Макс не разделяли восторга женской половины.
– Так она соблазнила его или нет? – не выдержал, наконец, Снежко, когда его попытка заглянуть в книгу с переднего сиденья увенчалась полным провалом. Анна подняла голову, мстительно прищурилась и с удовлетворением кивнула: