Глаша не ответила. Она видела, что девчонки, сгрудившиеся около Мули, мечтают испариться с места назревающего скандала, но боятся. Боятся Мулю.
Глаша была сосредоточена на предстоящей схватке, но все равно успела удивиться тому страху, который внушала Муля окружающим.
– Эй, ты куда прешь? – Перед лицом надвигающейся опасности Муля перешла на привычный ей базарный тон. Ее жирные складки и многочисленные подбородки напряженно подрагивали.
– Что тебе от меня надо? – тихо спросила Глаша, приблизившись вплотную и пристально глядя в вытаращенные глаза.
Она поймала себя на мысли, что в последние дни произносит эту фразу слишком часто. Окружающие словно сговорились ополчиться на нее, хотя она никак не могла сообразить, чем вызвана такая злоба.
– Что мне от тебя надо? – переспросила Муля, презрительно сощурившись. – Да что с тебя взять-то?
– Взять как раз есть что. И ты взяла немало. Тебе мало было украсть мое дело, толкнуть продавца на предательство, переманить клиентов, так ты еще диверсии будешь устраивать? У тебя совесть есть?
Вопрос был риторическим. Совести у Мули не было в принципе. Это был сгусток стопроцентной наглости, и с таким Глаша сталкивалась впервые.
Очевидно, присутствие нежелательных в данном случае свидетелей подхлестнуло Мулю. Прямой вопрос задел ее за живое. Ее серые глаза превратились в ледяшки чистой ненависти, а с ее исказившегося толстого лица полностью сошли все краски. Ее рот раскрылся, и она заорала:
– Не строй из себя святую, истеричка! Предательство! Воровство! Да кто ты такая?
– Я нормальный человек.
– Ты? Ой, насмешила! Да я все про тебя знаю!
– Что ты можешь знать? Впрочем, неважно, стыдиться мне нечего.
– Ошибаешься, милочка, – Мулины глаза сузились. – Сгореть тебе со стыда и то мало. Ты – дочь шлюхи и сама такая же!
– О чем ты…
– О твоей мамочке! Что, съела? Думаешь, не знаю, чья ты дочь? Думаешь, ты хорошо спряталась? Тьфу. Да на твоей мамаше пробы ставить негде. Перетрахалась со всей страной и тебя небось приобщила!
– Прекрати! – хрипло выкрикнула Глаша, затравленно озираясь. Повсюду она натыкалась на лица любопытных продавщиц, заслышавших шум скандала.
– Не нравится?! Ясное дело! Строит из себя святую Магдалину, а сама-то! Во сколько лет мамочка тебя впервые положила под мужика? В начальной школе или раньше?
– Это ложь! – Глаша повернула голову медленным болезненным движением. Вид ее молил о жалости, но Мулю это только подхлестнуло.
– Это правда! Все знают, что у вас с матерью были на двоих одни любовники. Она ведь в старости молоденьких любила, а кто ж на старуху бы польстился, вот тебя на десерт и предлагали. Неля говорила…
– Неля? – Глаша отшатнулась, словно от удара.
Муля осеклась, сообразив, что сболтнула лишнее.
– Я не это имела в виду! Неля ни при чем. Я сама все узнала.
Бросив на Глашу быстрый взгляд, Муля звериным чутьем поняла, что что-то изменилось. Лицо Глаши заледенело и стало бледным и жестким, как снежный наст, только глаза горели ненавистью. Это была не короткая вспышка, не истеричный припадок, а ровный огонь. Муле показалось, что языки пламени лизнули ей лицо, и она отшатнулась.
– Плевать на Нелю, – изменившимся глухим голосом проговорила Глаша в полной тишине. – А тебя я уничтожу. Не за себя, за мать.
Она сказала это спокойно, и оттого ее слова прозвучали особенно правдиво.
Лицо Мули исказил гнев, но вместе с тем на нем ясно проступил страх. Оно густо покраснело, затем приобрело какой-то необычный желчно-багровый оттенок. Задыхаясь, брызгая слюной, Муля выплюнула несколько невнятных звуков. Потом, набрав в легкие побольше воздуха и раздувшись, как воздушный шар, она принялась швыряться оскорблениями, словно камнями из-за забора.
Гнев Мули произвел на Глафиру удивительно успокаивающее действие. Ее голова будто остыла. Где-то в глубине продолжала побулькивать горячая лава, но извержение вулкана прекратилось.
* * *
После пережитого стресса появление Райского возле дверей магазина в конце рабочего дня, можно сказать, не произвело на Глашу никакого впечатления. Она вяло отреагировала на его приветствие и преспокойно собралась идти по своим делам. Ее поведение Павла обескуражило.
– Вы даже не станете спрашивать меня, откуда я взялся? – спросил он с плохо скрытым удивлением.
То, что Глаша узнала о нем от Вали, заставило ее быть вежливой.
– А зачем? Надо будет – сами скажете, – пожала она плечами.
Глаша, по-прежнему не глядя на него, поежилась – надетый под куртку свитер не спасал от влажного холода. Она глубоко вдохнула. В воздухе пахло прелыми листьями и дождем.
– Глаша? – окликнул он.
У нее были необычайно чистые зеленые глаза, которые уставились на него с подозрением. Золотистые волосы развевались. Ему показалось, что она плакала. На минуту он пожалел о том, что должен был сделать, но быстро отогнал от себя непрошеную слабость.
– Могу я угостить вас кофе? – спросил он.
В зеленых глазах промелькнуло любопытство.
– Нет, – ответила она вызывающе.
Он нахмурился.
– Зато вы можете угостить меня обедом.
Ошарашенный, Райский криво улыбнулся. Девчонка явно бросала ему вызов. За последние несколько дней она здорово изменилась. Это его настораживало.
Он посмотрел прямо в ее зеленые глаза. Она не выдержала, опустила голову, занавесившись рыжими волосами.
– Интересно, рыжие все такие наглые? – спросил он с усмешкой.
– Не все, – донеслось из копны волос. – И я не рыжая.
В самом деле, ее волосы имели не огненно-рыжий, а скорее золотисто-каштановый оттенок, но он не стал говорить ей об этом.
– Ваше предложение принято. Я накормлю вас обедом, но в ресторан мы не пойдем.
От удивления Глаша перестала прятаться. Вообще-то она пошутила. Или, точнее, специально хотела обескуражить его, чтобы он отвязался.
– Если уж на то пошло, это я должна пригласить вас, – проговорила она, – ведь вы дважды отбили меня у хулиганов. Но я вас не приглашаю. Денег лишних нет. Вы небось привыкли к самому лучшему.
– Вот и отлично. Выберем среднее: я приглашаю вас в гости.
– Еще чего! – Она инстинктивно отпрянула, как дикое животное, напуганное неосторожным движением.
– В чем дело? Куда подевалась ваша смелость? Минуту назад мне показалось, что вы вполне современная девушка! – Райский явно наслаждался тем, что ему удалось достать ее.
– Я не современная. Я старомодная, скучная и пугливая, – отчеканила Глаша. – И вообще я давно уже не девушка.