– Ну, этого добра сейчас на любом книжном лотке завались, – отмахнулась Валя с ложной бравадой.
– Сомневаюсь, что это вот, – Глаша встряхнула фолиант, взметнув облачко пыли, – имеет с той макулатурой что-то общее!
– Ну и поставь книгу на место от греха подальше, – посоветовала Валя.
Глаша согласно кивнула и задвинула книгу обратно на полку.
– Блин, да тут вся стена на эту тему! – ужаснулась Валя. – Смотри, ни одной современной. Все до одной старинные. И где он нарыл столько?
– Пойдем отсюда, – поежилась Глафира. – Что-то мне жутковато.
– Мы же ничего плохого не делаем, просто смотрим.
– Все равно лучше убраться подобру-поздорову.
– Ладно, – поддалась на уговоры Валя. – Только обещай, что, когда станешь хозяйкой этого дома, дашь мне ту книжку почитать!
– Обойдешься!
Валя обиженно засопела и сопела до тех пор, пока они не обнаружили еще одну незапертую комнату.
Здесь стены были оклеены обоями. Темно-синий фон усеивали сотни звезд. Уже смеркалось, в окна проникало мало света, но звезды светились в полумраке тусклым призрачным огнем.
Валя подошла к стене и сосредоточенно ковырнула звезду пальцем.
– И не лень кому-то было, – протянула она с уважением.
– Ты о чем?
– Да вот, звезды эти. Они нарисованные. Прикинь, кто-то ползал по стенам и рисовал весь этот планетарий. Хотя, конечно, красиво получилось. Дед у тебя с огоньком, так сказать, с выдумкой!
– Странностей здесь хватает, – согласилась Глаша. – Впрочем, я никогда раньше в доме у колдуна не бывала.
Валя пробормотала что-то невразумительное, так как в этот момент полностью сосредоточилась на ящике деревянного комода, который безуспешно пыталась выдвинуть.
– Валька, ты что делаешь? Оставь! – вскрикнула Глаша, но было уже поздно. Валя дернула слишком сильно, ящик выскочил, и она вместе с ним с грохотом свалилась на пол. Из ящика высыпались свечи и раскатились по всей комнате.
Девушки замерли с открытыми ртами.
Свечи были черными.
– Надо их собрать, – сказала Глаша, но в ее голосе не слышалось особой уверенности.
– Что-то не хочется, – сообщила Валя доверительно.
– Придется.
Глафира со вздохом протянула руку и взяла одну свечку.
– Господи, воняет-то как!
Она брезгливо сморщилась. Запах был непривычным, каким-то кислым с примесью плесени.
Валя подобрала несколько штук, с опаской принюхалась и тут же бросила их в ящик.
– Фу! Мертвечиной несет.
– Может, они испортились?
– Ага. И обуглились. Вон какие черные. Даже фитиль.
– Ладно. Давай уж соберем их поскорее и пойдем в свои комнаты. Что-то мне расхотелось играть в сыщиков.
– Мысль дельная.
Однако поскорее не получилось. Свечей было много. Когда они собрали и сложили все, в комнате совсем стемнело. Держась за руки и шарахаясь в темноте от каждой тени, они с трудом отыскали свои комнаты, еще немного поболтали и разошлись спать.
* * *
Ночью дед пришел к ней. Глафира ожидала чего-то подобного и не слишком удивилась. Спросонок она даже не очень испугалась, когда различила возле изголовья своей кровати неясные очертания фигуры бородатого старика.
– Проснись. Проснись же! – позвала фигура голосом деда.
Глаша села в кровати и стала тереть глаза. Дед так часто являлся к ней во сне, что она успела к этому привыкнуть. Только никак не могла понять, где она находится.
– Дедушка? Что случилось? – спросила она по-детски тонким голосом.
– Чш-шш! Нам нельзя шуметь!
– Почему? – спросила она шепотом.
– Это тайна! Я могу доверить ее только тебе. Обувайся. Нет-нет, одеваться нет времени. На улице не очень холодно.
Глаша с сомнением взглянула на свою ситцевую ночную сорочку, но возражать не решилась. Должно быть, они пойдут недалеко и ночью ее никто не увидит.
– Пойдем, я хочу тебе что-то показать, – поторопил старик.
Глаша слезла с кровати и послушно пошла к двери.
– Нет, лучше открой окно! Нельзя, чтобы нас видели.
Во влажной ночной темноте Глашу сразу пробрал озноб. Стояла тишина. Старик шел впереди. Глафира следовала за его смутно различимым силуэтом.
На улице горел один-единственный фонарь. Старые деревья гнулись и скрипели от ветра, осыпая вниз мертвые листья. Все вокруг Глаши напоминало смазанную черно-белую фотографию. Она видела серые деревянные заборы, перевернутый трехколесный велосипед, забытый кем-то у дороги, дома с темными окнами. Где-то о доски бились ставни.
Они миновали деревню, и Глаша увидела дорогу. Она оступилась и хотела ухватиться за деда, но тот отшатнулся и прибавил шагу.
Теперь они шли по обочине дороги, все дальше удаляясь от деревни. Глаша никак не могла понять, куда ведет ее дедушка. Он все время молчал, затем внезапно остановился, не доходя до поворота, и стал всматриваться в темноту. Глаша последовала его примеру, но ничего не увидела. Ветер надувал ее ночную сорочку.
– Нам надо на другую сторону, – тихо проговорил старик. – Осталось совсем немного.
На Глашу навалилась усталость. Она зевнула, но послушно пошла за дедом.
Когда асфальт завибрировал у нее под ногами, она как раз находилась на середине шоссе. Из-за закрытого густыми кустами поворота в двадцати метрах от девушки вынесся огромный «КамАЗ». Глаша мгновенно ослепла от света фар и оглохла от рева двигателя. Ее обдало выхлопными газами. Горло перехватило. Ноги словно вросли в асфальт.
Моргающий слипающимися веками во время ночного рейса водитель заметил белое пятно перед грузовиком только в последний момент и не сразу понял, что это девушка в развевающейся ночной сорочке, застывшая посреди шоссе. Водитель с громким воплем ужаса ударил по тормозам, лихорадочно выворачивая руль.
– Беги, идиотка!
Дикий крик вывел Глашу из транса. Она скакнула в сторону и скатилась в кювет, потеряв кроссовки.
В тот же миг колеса грузовика пронеслись у нее над головой.
«КамАЗ» с оглушительным визгом затормозил, прочертив по асфальту широкую черную полосу.
– Коза драная, какого черта!.. – заорал шофер.
Глаша не отвечала. Она тряслась в траве от страха и беззвучных рыданий. Она смутно слышала, как чей-то голос вступил с водителем в разговор. Постепенно крики и ругательства стихли. Снова взревел мотор. Машина уехала.
Подняться на ноги удалось с трудом. Тело было облеплено мокрой грязной ночной рубашкой, к подолу пристали листья. Она посмотрела на свои ноги. Они заледенели. Немудрено, если учесть, что она стояла босиком в луже. Мягкая холодная жижа сочилась между пальцами.