Вдруг Гарри вскочил и завопил: «Эй!» Это было первое слово, которое от него слышали.
Все, включая меня, уставились на него, застыв от удивления.
– Вы, Апдерграф! – вопил Гарри. – Убирайтесь оттуда!
Это был тот самый приятный молодой человек с серьезным подбородком, хозяин Пита. Он стоял в углу у края экспозиции. Срезав за веревкой веточку пиона, а может, лауреллии, он держал ее кончиками ножниц.
– Я об этом доложу! – не унимался Гарри.
Толпа задвигалась, забурлив от негодования, секунду я думал, что увижу суд Линча в качестве бесплатного развлечения на этой небывалой выставке цветов, но дело кончилось тем, что две женщины и какой-то мужчина бросились вдогонку за Апдерграфом. Хотите верьте, хотите нет, но Энн даже ни разу не взглянула в ту сторону и не пропустила ни петли в своем вязании. Прирожденная актриса.
На моих часах было двадцать пять минут четвертого. До великой сцены оставалось больше получаса. Я не мог оставлять Вульфа так долго одного и с великим сожалением потащился прочь. Возвращаясь прежней дорогой, я поискал глазами Пита, думая рассказать ему, как его хозяин был уличен в преступлении, но того нигде не было видно. Идя коридором, чтобы сократить путь, я заметил там особу, явно не относящуюся к регулярным посетительницам цветочных выставок. Она стояла возле двери с табличкой «Ракер и Дилл», симпатичная Маленькая штучка в сером пальто с маркой Четырнадцатой улицы на воротнике, в маленькой голубой шляпке и с зажатой под мышкой голубой кожаной сумочкой. Когда я приблизился, она взглянула на меня с сомнением.
– Потерялись, сестренка? – поинтересовался я.
– Нет. – Она доверительно улыбнулась. – Я жду одного человека.
– Меня?
– Вовсе нет.
– Прекрасно. Еще неделю назад это было бы возможно, а теперь я уже несвободен.
И я пошел дальше.
Наверху я обнаружил Вульфа все еще в обществе Дилла. Без сомнения, вопрос о поисках злоумышленника, погубившего экспозицию Дилла, так или иначе затрагивался, поскольку они яростно спорили о дезинфекции торфа и стерильных посудинах для рассады. Я присел на свободный кусочек скамейки. Вскоре Дилл пошел прочь, а Вульф направился к стеклянному колпаку. Он вновь погрузился в созерцание. Через несколько минут подошел Льюис Хьюитт с перекинутым через руку пальто. Озираясь по сторонам, будто что-то искал, он осведомился у Вульфа:
– Я не оставлял здесь трость?
– Я не видел. Арчи?
– Нет, сэр.
– Черт побери, – досадовал Хьюитт, – я оставляю свои трости, но именно эту мне не хотелось бы потерять! Ну ладно. Хотите рассмотреть поближе одну из этих красоток?
– Охотно. И даже без осмотра я с удовольствием купил бы одну.
– Не сомневаюсь, – хихикнул Хьюитт. – Плен позавчера предложил мне десять тысяч за штучку. – Он вынул из кармана ключ и склонился над колпаком. – Боюсь, я выгляжу скрягой, но не могу решиться расстаться ни с одной.
– Я не занимаюсь выращиванием цветов на продажу, – заметил Вульф. – Я любитель, как и вы.
– Знаю, – согласился Хьюитт, приподнимая один из горшков так осторожно, словно он был сделан из сияния звезд и ангельского дыхания. – Но, мой дорогой, я просто не могу их от себя оторвать.
От последовавшей сцены сжималось сердце. Вульф был так мил и любезен с ним, что я вынужден был отвернуться, чтобы подавить рыдания. Вульф ходил вокруг него, поддакивал, улыбался, и каждую минуту я ждал, что он предложит смахнуть пыль с туфель Хьюитта. Но что всего хуже, Вульф явно не собирался никуда трогаться. Хьюитт продолжал распространяться об опылении и тычинках, Вульф изображал восторг и, когда наконец Хьюитт предложил ему в подарок пару хазеллий, благодарил его так, словно еще в детстве молил о таком подарке Санта Клауса, хотя у нас в оранжерее было по крайней мере два десятка прекрасных кустов этих самых хазеллий.
В половине четвертого я начал закипать. И дело не только в том, что я испытывал сильное желание дать ему хорошего пинка. Мне не терпелось отвести его в павильон Ракера и Дилла – надо же было, чтобы он признал свою ошибку относительно икр моей нареченной.
Оставалось всего пятнадцать минут до конца великой сцены, когда Энн должна была брызнуть водой на лицо своего партнера и разбудить его. Это всегда вызывало одобрительный смех публики.
Я несколько воодушевился, когда мы наконец тронулись. В обычной ситуации Вульф заставил бы меня тащить горшки с этими злополучными хазеллиями, но тут он предпочел нести их сам – по одному в каждой руке, чтобы показать Хьюитту, как высоко ценит его подарок. Великий подхалим.
Но худшее было впереди.
Спустившись по задней лестнице, я повел их коридором нижнего этажа и там на полу под дверью в павильон Ракера и Дилла увидел предмет, который сразу узнал. Я обернулся к Хьюитту.
– Там ваша трость.
Хьюитт посмотрел и страшно удивился:
– Силы небесные, как она сюда попала?
Вульф знаком приказал мне поднять ее! Я было хотел возмутиться, но мне не улыбалось устраивать сцену в присутствии Хьюитта, так что я остановился и поднял трость. К ручке была привязана зеленая веревка. Я оторвал ее, протянул трость Хьюитту, сдерживая поползновение как следует его треснуть. Он демократично поблагодарил меня и продолжал путь.
– Занятно, – проговорил Хьюитт, – я, без сомнения, не оставлял ее здесь. Весьма странно.
Миновав несколько дверей с табличками павильонов, я нажал ручку и открыл дверь без указателя.
– Куда это ты? – осведомился Вульф.
– Водная нимфа. Эпизод с бассейном. Я подумал, вы могли бы…
– О, черт, сумасшедший дом.
– На это и впрямь стоит посмотреть, – объявил Хьюитт. – Очаровательна, совершенно очаровательна. Я тоже пойду.
Он направился в дверь, которую я придерживал, и Вульф последовал за ним, как старшина за полковником. Руки его были заняты горшками. Это выглядело бы комично, если бы меня не тошнило от такой сцены. Я пошел вперед, чтобы не видеть его.
Публика облепила веревки в пять или шесть рядов. Но мы трое были достаточно высокого роста, и нас это не очень беспокоило. Энн рассеяно болтала ногами в воде. Гарри вытянулся на обычном месте, прикрыв лицо газетой. Зрители переговаривались. Энн брызнула водой на цветы, свисающие в бассейн, и капли заблестели на лепестках.
– Очаровательна, – повторил Хьюитт.
– Прелестна, – подтвердил Вульф. – Арчи, будь добр, возьми эти растения. Будь с ними очень осторожен.
Притворяясь, будто не расслышал его, я подвинулся чуть вправо. Отчасти потому, что считал его заслуживающим некоторого пренебрежения, а отчасти потому, что хотел получше рассмотреть правую ногу Гарри. Его ступня была весьма неудобно вывернута для человека, объятого безмятежным послеобеденным сном, я вынужден был встать на цыпочки. «Одно из двух, – подумал я, – или ему жмет ботинок, или он занимается гимнастикой по системе йогов». В эту минуту Энн взглянула на часы, бросила лукавый взгляд на своего партнера и, зачерпнув воды, брызнула ему на рубашку.