О'Нил явно забеспокоился.

— Гудвин? Откуда вы взялись? Я не… Я еду в противоположном направлении.

— Неважно, — весело сказал я. — Я просто хотел задать вам несколько вопросов относительно чемоданчика, который вы прячете под пальто. — И добавил, уже шоферу: — Езжайте. На Восьмой улице повернете налево.

— Решайте, в конце концов, куда вам нужно! — Шофер раздраженно обернулся и воззрился на меня. — Это не ваша машина. Что вообще тут происходит? Ограбление?

— Все в порядке, — успокоил его О'Нил. — Это мой приятель. Езжайте.

Машина тронулась. Мы молчали. О'Нил нагнулся к шоферу и сказал:

— На Пятой авеню сверните направо. — Тот недовольно передернул плечами, но промолчал и, когда мы выехали на Пятую авеню, свернул вправо.

— Ладно, — сказал я, — как вам будет угодно. Но я думал сэкономить время и поехать прямо к Ниро Вульфу. Он проявляет большой интерес к этому чемоданчику. Конечно, спорить в такси не стоит, тем более, что мы не приглянулись шоферу.

О'Нил снова наклонился к водителю и дал свой домашний адрес. Поразмыслив в течение трех кварталов, я решил голосовать против. Из оружия при мне был только перочинный ножик. Наблюдая за домом О'Нила с восьми утра, я догадался, что у него не собирается заседание исполнительного комитета Национальной ассоциации промышленников, но если они там, и особенно, если там генерал Эрскин, то от меня потребуются слишком большие усилия, чтобы уйти оттуда с чемоданчиком. Поэтому, понизив голос, я обратился к О'Нилу:

— Если шофер сознательный гражданин и из нашего разговора поймет, что тут дело связано с убийством, он остановится возле первого же полисмена. Может быть, вы этого хотите, вмешательства полиции? Тогда вам будет полезно узнать, что идея отправиться к вам домой мне не по душе, поэтому, если вы будете настаивать, мне придется показать привратнику свое удостоверение и попросить его позвонить в девятнадцатый полицейский участок на Сто тридцать пятой улице. Представляете, как переполошится ваш дом? Так почему бы нам не посидеть на скамеечке в парке? Погреемся на солнышке и обговорим все без свидетелей. Я понимаю, что выражает ваш взгляд, но учтите: я на двадцать лет моложе вас и каждое утро делаю зарядку.

Он насупился и буркнул шоферу:

— Остановитесь.

Хотя я сомневался, что у него было оружие, но, не желая, чтобы он шарил по карманам, сам рассчитался за такси. Когда машина отъехала, мы перешли через дорогу в Центральный парк и уселись на скамье. Левой рукой он придерживал под пальто чемоданчик.

— Если вы позволите мне осмотреть его снаружи и внутри, это упростит дело, — сказал я.

— Послушайте, Гудвин, — он тщательно подбирал слова. — Я не буду высказывать негодования по поводу того, что вы следили за мной, и все такое прочее. Я только хочу объяснить вам, как чемоданчик — совершенно законным путем, учтите, — оказался у меня. Я не имею ни малейшего представления, что там находится, однако…

— Давайте посмотрим, — перебил я.

— Нет! — категорически отрезал он. — Насколько вам известно, чемоданчик принадлежит мне…

— Вот как?!

— Именно так. И я вправе осмотреть его сам, без посторонних. Я говорю не о юридическом, а о моральном праве. Вы предложили обратиться в полицию, с точки зрения закона, правда, возможно, на вашей стороне. Но ведь вы сами предложили отправиться к Ниро Вульфу! Вы считаете, что полиция отнесется к этому благосклонно?

— Зато благосклонно отнесется Вульф.

— Не сомневаюсь, — О'Нил продолжал настойчиво гнуть свою линию. — Вот видите, ни вы, ни я не желаем вмешательства полиции. Наши интересы совпадают. Давайте взглянем на дело с вашей точки зрения. Вы хотите приехать к своему шефу и сказать. «Вы послали меня выполнить то-то и то-то, я все сделал, вот вам результаты», — и передать ему чемоданчик. Вот чего вы хотите. Так?

— Совершенно точно. Поехали.

— Поедем, обязательно поедем, заверяю вас. Гудвин. — Он говорил так проникновенно, что я чуть не прослезился. — Но какое значение имеет — когда мы поедем? Сейчас или через четыре часа? Никакого? Я никогда в жизни не нарушал слова. Я — бизнесмен, а весь американский бизнес зиждется на честности, абсолютной честности! Мое предложение: я отправляюсь в свою контору, а вы в три часа приедете за мной, или мы встретимся, где вам будет угодно, и отвезем чемоданчик Ниро Вульфу.

— Я не…

— Не перебивайте. Несмотря на бесспорность моих моральных прав, я готов отблагодарить вас, если вы окажете мне услугу. В три часа, когда мы встретимся, я вручу вам тысячу долларов наличными. Гарантирую, что Вульф ничего не узнает об этом. Будь у меня с собой деньги, я дал бы вам эту тысячу сейчас же. Я никогда в жизни не нарушал обещаний.

Я взглянул на часы и сказал. «Десять тысяч».

Он не удивился, только опечалился.

— О такой сумме не может быть и речи, — сказал он грустно. — Тысяча — предел.

Я ухмыльнулся.

— Интересно, до какой суммы я мог бы догнать, но уже без десяти одиннадцать, и через десять минут мистер Вульф спустится в кабинет. Я не люблю заставлять его ждать. К несчастью, сегодня воскресенье, а по воскресеньям я не беру взяток. Так что забудьте об этом. Выбирайте: либо я и вы с чемоданчиком под полой немедленно едем к мистеру Вульфу, либо вы отдадите мне чемоданчик, а сами отправитесь погулять. В ином случае я подзываю полисмена, который ходит по той стороне, и прошу позвонить в участок, чего, признаюсь, я желаю меньше всего, но вы слишком упорно настаиваете на своих моральных правах. До сих пор я не спешил, но, так как мистер Вульф скоро спустится в кабинет, даю вам две минуты на размышление.

Он сделал еще одну попытку.

— Четыре часа! Всего четыре часа отсрочки! Я согласен на пять тысяч, поедем со мной, я вам их тут же вручу…

— Нет. Забудьте об этом. Ведь сегодня воскресенье. Пошли. Дайте-ка сюда чемоданчик.

— Я не выпущу его из рук!

— Как вам будет угодно. — Я встал, вышел на тротуар и стал ждать такси, не спуская глаз с О'Нила.

14

Десять полых черных валиков, примерно в три дюйма диаметром и шесть дюймов длиной, стояли двумя ровными рядами на письменном столе Вульфа. Рядом лежал чемоданчик из добротной толстой кожи, слегка поцарапанный и потертый. Сверху на крышке была оттиснута большая цифра «4», — а на внутренней стороне приклеена карточка — «Бюро регулирования цен, канцелярия Ченни Буна, директора».

Я сидел за своим столом, Вульф — за своим. Дон О'Нил, засунув руки в карманы брюк, нервно шагал из угла в угол. Прием проходил далеко не в дружественной обстановке. Я уже сделал Вульфу обстоятельный доклад, не забыв, конечно, упомянуть о предложении О'Нила одарить меня пятью тысячами долларов. Вульф был настолько самоуверен, что рассматривал любую попытку подкупить меня как личное оскорбление, — то есть оскорбляют его, а не меня! Я часто задумывался, кого бы он порицал, если бы я взял взятку, — себя или меня?