— Никак нет, сэр! — ухмыльнулся Кремер. — Ланцетту из окружной прокуратуры помните? Ну, того, который участвовал в разбирательстве дела Фермаунта. Это было три года назад. С тех пор он вас на дух не переносит. Так вот, звонит он комиссару полиции и говорит, что Вулф на обман скор. Это мне сам Хомберт сказал. Да, говорю я ему, Вулф действует быстро, но ведь не быстрее же света. — Кремер снова фыркнул, выволок из-под стула портфель и водрузил его на колени. — Тут все. А мне надо вернуться к себе до ленча. Успеем переварить?
— Не успеем, — все так же мрачно ответил Вулф. — У меня и без того, кажется, несварение желудка. — Он ткнул пальцем в сторону портфеля: — Там у вас макнейровские бумаги?
Кремер мотнул головой.
— Так, в основном всякий хлам. Может, только две-три бумаги и сгодятся. Я прикинул, вы двигались в верном направлении. Судя по тому, что успел сказать Макнейр, тут явно замешаны Фросты. Мы их сейчас проверяем и этого типа Джебера тоже. Есть две другие версии. Первая — самоубийство.
Вторая связана с этой особой, графиней фон Ранц-Дайкен. Она, говорят, последнее время начала за Макнейром ухлестывать. Не исключено, что…
— Чушь какая-то! — взорвался Вулф и тут же спохватился. — Извините, мистер Кремер, просто я не склонен фантазировать. Пожалуйста, продолжайте.
— Хорошо, — буркнул Кремер. — Только с чего вы взъелись? Ну, пусть я фантазирую. И тем не менее двух ребят я к этой графине приставил. — Он перебирал бумаги, вынутые из портфеля. — Теперь насчет пузырька с аспирином. В нем мы обнаружили четырнадцать таблеток. Двенадцать — нормальный аспирин фабричного производства. А вот две изготовлены в лаборатории: примерно пять фан цианистого калия, а снаружи слой аспирина. Аспирин, очевидно, наносили, смешав порошок-наполнитель с вяжущим веществом. Наш эксперт сказал, что таблетки сделаны самым тщательным образом. Если глотать — никакого постороннего вкуса, никакой горечи, как у миндаля, нет. И запаха тоже не чувствуешь — в пузырьке ведь абсолютно сухо.
— А вы говорите — самоубийство, — вставил Вулф.
— Я сказал об этом только как о версии. Ладно, пойдем дальше. Предварительные результаты вскрытия подтверждают, что причина смерти — отравление цианистым калием. Пока что неясно, в обеих таблетках был яд или только в одной, потому что во влажной среде и аспирин, и цианистый калий моментально растворяются. Макнейру, думаю, без разницы, от одной таблетки он загнулся или от двух, а мне и подавно. Меня вот что волнует: кто подложил самодельные таблетки в пузырек? У кого была такая возможность? Сейчас этим занимаются трое моих самых знающих ребят. Но ответ напрашивается сам собой: кто угодно или почти кто угодно. Последнюю неделю Макнейр глотал таблетки, как курица зерно. Пузырек с аспирином стоял у него все время на виду или лежал в ящике стола. Но сейчас ни там, ни там пузырька нет. Значит, он прихватил его с собой, когда поехал к вам. От пятидесяти таблеток осталось только четырнадцать. Допустим, он принимал по дюжине в день — выходит, целых три дня пользовался этим пузырьком. Да за это время к нему в кабинет десятки людей заходили. Все Фросты побывали, ну и Джебер тоже. Кстати, — Кремер начал перелистывать бумаги, — что это значит… — Каме… камелоту… что-то неразборчивое.
— Camelots du roi, — отозвался Вулф. — «Королевские молодчики». Это в Париже такая кучка монархистов.
— Вот-вот, Джебер в свое время был с ними связан. Вчера вечером я телеграфировал в Париж и утром получил ответ, что он был одним из этих, как их там… Вообще-то он в Нью-Йорке уже три года. Сейчас наводим справки. Пока у нас есть сведения, что он босс.
— Босс? — У Вулфа приподнялась бровь.
— Ну, это такой жаргон полиции, — пояснил я. — Без определенных средств к существованию. Интеллигентное название для бездельника, живущего за чужой счет.
Вулф вздохнул, а Кремер продолжал:
— Все, что положено в таких случаях, сделали. Отпечатки пальцев сняли и с пузырька, и с ящика стола, где лежало лекарство…
— Это все понятно, — перебил его Вулф. — Но убийца, видно, та еще штучка. И делать надо больше, чем положено.
— Сделаем, — согласился Кремер. — Или вы сделаете. — Он положил сигару в пепельницу и полез в карман за новой. — Мы уже обнаружили, за что можно зацепиться. Макнейр был вчера у своего адвоката, интересовался вот каким обстоятельством: не разбазарил ли Дадли Фрост имущество своей подопечной племянницы. Просил узнать поскорее. По словам Макнейра, Эдвин Фрост, когда умер, не оставил жене ни цента. Это было двадцать лет назад. Все свое состояние он завещал дочери Елене, а брата Дадли назначил опекуном — при условии, что никто не вправе будет требовать от него отчета. Так все это время он ни перед кем и не отчитывался. Любопытный фактик, верно? Он вам ничего не говорит? Если Дадли Фрост промотал, скажем, миллион, — какой ему резон убирать Макнейра?
— Понятия не имею. Пива хотите?
— Нет, спасибо. — Кремер зажал в зубах сигару и начал с такой яростью ее раскуривать, что казалось, она вот-вот запылает по всей длине. — Думаю, это нам кое-что даст. — Он снова принялся перекладывать стопку бумаг. — Вот документ, который вас наверняка заинтересует. Между прочим, с макнейровским адвокатом можно вести дела, конечно, в разумных пределах. По вашему совету я его быстро разыскал. Он и насчет Дадли Фроста меня просветил и сообщил, что вчера Макнейр переделал свое завещание. А когда я объяснил, насколько все серьезно, даже позволил мне снять копию с этого документа. В нем фигурирует ваше имя и вполне определенно сказано, что именно он вам оставляет.
— Это было сделано без моего согласия. — Вулф налил себе пива. — Мистер Макнейр моим клиентом не был.
— А теперь будет, — хрюкнул Кремер. — Не станете же вы отказывать покойнику. Он тут кое-что по мелочам завещал, но основная часть имущества после выплаты долгов переходит к его сестре, Изабелле Макнейр, проживающей в местечке Кэмфирт, в Шотландии. Дальше говорится о каких-то инструкциях личного характера относительно той части состояния, которую он передает сестре. — Кремер перевернул еще один листок. — А вот что касается непосредственно вас. Шестым пунктом вы назначаетесь душеприказчиком его имущества» правда, без особого вознаграждения. А пункт седьмой гласит: «Ниро Вулфу, проживающему в доме номер девятьсот восемнадцать по Тридцать пятой Западной улице города Нью-Йорка, завещаю мою красную кожаную шкатулку с ее содержимым. Я информировал мистера Вулфа о местонахождении шкатулки, и содержимое ее должно рассматриваться как его единоличная собственность, каковой он вправе распоряжаться по своему усмотрению. Все расходы, которые могут возникнуть в этой связи при оказании ему определенных услуг, должны считаться оправданными и по предъявлении счета на разумную сумму подлежат незамедлительной оплате». Вот в таком разрезе! — кашлянув и выпустив облако табачного дыма, сказал Кремер. — Теперь он ваш клиент, как ни крути. Точнее, будет им, как только суд утвердит завещание.
— Но я не давал согласия, — покачал головой Вулф. — Позвольте два замечания. Первое: обратите внимание на поразительную шотландскую осмотрительность. Когда мистер Макнейр составлял документ, он пребывал в полнейшем отчаянии. Предлагает работу, которая имеет для него жизненно важное значение, умоляет выполнить ее как можно тщательнее, иначе душа его не успокоится, и тем не менее пишет, что счет должен быть на разумную сумму. — Вулф вздохнул. — Очевидно, это тоже необходимое условие успокоения души. И второе: мне завещан кот в мешке. Где она, эта красная кожаная шкатулка?