Я был настолько раздражен, что добрался до Тридцать пятой улицы на две минуты быстрее прежнего. Дома было темно и тихо. Никакой записки Вулф не оставил. Я налил на кухне стакан молока и пошел наверх. На стене моей комнаты светилась красная лампочка. Это означало, что Вулф включил у себя сигнализацию: если кто-нибудь сунется в окно или подойдет к его двери ближе чем на три метра, сирена взвоет так, что даже я проснусь.
В девятнадцать минут третьего я наконец улегся.
Я повернулся к Вулфу.
— Да, забыл вам сказать. Может быть, это важно. Коллинджер, адвокат Макнейра, сказал, что похороны пройдут в соответствии с последней волей покойного. Сегодня в девять вечера — служба в Белфордской часовне на Семьдесят третьей улице, а завтра тело кремируют и прах перевезут в Шотландию. Коллинджер полагает, что душеприказчик, вероятно, примет участие в отпевании. Возьмем седан?
— Глупо, — пробурчал Вулф. — Ты совершенно невыносим. Вполне можешь сходить вместо меня. — Он поежился. — Все в черном и белом. Тоскливое и тихое поклонение страху смерти. Там будет его убийца. Прошу, не угнетай меня. — И он снова погрузился в атлас, раскрытый на большой карте Аравийского полуострова.
Был полдень пятницы. Я спал меньше шести часов, так как поднялся в восемь, чтобы успеть позавтракать и уже в девять явиться с докладом к Вулфу в оранжерею. Прямо с порога он спросил, достал ли я шкатулку, а потом слушал, уже сидя спиной ко мне и разглядывая цветочную рассаду. К информации о Джебере он не проявил особого интереса, но мне, как обычно, было трудно понять, притворяется он или нет. Когда я напомнил, что в десять часов придет Коллинджер обсудить завещание и наследство, и спросил, не будет ли каких поручений, он в ответ лишь покачал головой, даже не дав себе труда повернуться ко мне. Я спустился в кухню и съел еще пару оладий, чтобы не заснуть. Фриц снова благоволил ко мне, окончательно простив мою бестактность, когда в среду я за шкирку вытащил Вулфа из очередного загула.
Около полдесятого из Брюстера позвонил Фред Даркин. Вскоре после моего отъезда из Гленнэнна непрошеные гости тоже убрались восвояси, и наша троица провела ночь спокойно. Но не успели они закончить свой холостяцкий завтрак, как сыщики и полицейские явились снова, на сей раз вооружившись кучей бумаг. Я попросил Фреда передать Солу, чтобы он держал ухо востро и не сводил глаз с мебели и прочего движимого имущества.
В десять пришел наш адвокат — Генри X. Барбер, а вскоре появился и Коллинджер. Я сидел, слушал всю эту муть о заверенных копиях завещания, законах о наследстве и тому подобном, потом сходил наверх к Вулфу, подписал какие-то бумаги, что-то перепечатал. Когда в одиннадцать Вулф спустился, адвокаты уже ушли. Он поправил в вазе орхидеи, распорядился насчет пива, попробовал, как пишет ручка, просмотрел утреннюю почту, продиктовал письмо, затем направился к книжным полкам, взял атлас и вновь погрузился в него. Я никак не могу понять, какой толк может быть от изучения атласа — разве что мы займемся когда-нибудь международным делом и тогда в любой стране будем чувствовать себя как дома.
Я принялся переписывать новые данные в картотеку растений, а примерно без четверти час раздался стук в дверь, и Фриц принес телеграмму. Я прочитал:
«ШОТЛАНДИЯ ОТРИЦАТЕЛЬНО НУГАНТ ГАММА
КАРТАХЕНА ОТРИЦАТЕЛЬНО УНИЧТОЖЕНО БЕСПОРЯДКИ ДАНУМ ГАММА ХИЧКОК».
Я вытащил шифровальный блокнот, кое-что уточнил и записал текст. Вулф по-прежнему пребывал на Аравийском полуострове. Я кашлянул, стараясь воспроизвести львиный рык. Он нехотя поднял глаза.
— Если отсутствие новостей — хорошая новость, то тут вам подарочек от Хичкока. Он пишет, что в Шотландии результатов пока никаких, потому что объект отказывается давать какую-либо информацию. В Картахене пока тоже ничего — многие документы уничтожены во время беспорядков два года назад. От себя могу добавить, что Шотландия и Картахена, во всяком случае, в одном преуспели больше, чем Тридцать пятая улица: они передают «ГАММА», что означает «работа продолжается».
Вулф хмыкнул. Минут через десять он наконец закрыл атлас.
— Арчи, мне очень нужна эта шкатулка.
— Слушаюсь, сэр.
— Да, Арчи, очень. Вчера вечером, когда ты уехал, я снова — по ночному тарифу — звонил мистеру Хичкоку в Лондон. Я узнал, что сестра Макнейра живет в старой семейной усадьбе в небольшой деревушке близ Кэмфирта. Я подумал, что он, может быть, спрятал шкатулку именно там, когда ездил в Европу. Я попросил Хичкока поискать ее в усадьбе, но, судя по телеграмме, сестра не разрешает. Давненько такого дела не было — все наперекосяк. Все вроде бы просто — и никаких доказательств! Если шкатулка не отыщется, придется посылать Сола в Шотландию и Испанию. Неужели нужно исколесить полмира, чтобы найти подтверждение мотива убийства, которое произошло у нас на глазах? Вчера я два часа обдумывал ситуацию и должен констатировать: против нас — невероятное сочетание находчивости и везения. Но даже в этом случае грош нам цена, если придется покупать билеты на пароход через Атлантику.
— Пожалуй, — ухмыльнулся я. Раз он нервничает, значит, есть надежда. — А может, здесь как раз помогут самые примитивные методы? Ну, например, кто-нибудь из парней Кремера выяснит, откуда взялся цианистый калий.
— Скажешь тоже! — Вулф раздраженно махнул рукой. — Кремер даже не знает, кто убийца. А что касается яда, то, скорей всего, его купили много лет назад, возможно, даже за границей. Так что к везению и находчивости добавь еще и давний расчет.
— Понятно. Вы говорите, что знаете, кто убийца. Это действительно так?
— Арчи, — сказал Вулф укоризненно, — ты же знаешь, я не любитель мистификаций. Но я не буду возлагать на тебя такое непосильное бремя. Ты же не умеешь хранить тайны. Конечно, я знаю, кто убийца. Ну и что? Мое положение ничем не лучше положения Кремера. Кстати, он звонил вчера, буквально через несколько минут после твоего отъезда. Высказал недовольство тем, что мы не сообщили ему о Гленнэнне и он случайно узнал о нем, разбирая бумаги Макнейра. Кроме того, бурно негодовал из-за того, что Сол так и не пустил в дом полицейских. Надеюсь, что после твоего подарка в лице мистера Джебера он немного остынет.
Я кивнул:
— Но, вероятно, я окажусь в глупом положении, если Кремеру удастся выжать из Джебера что-нибудь ценное.
— Не волнуйся, Арчи. Джебер и под пытками вряд ли выпустит из рук соломинку, в которую вцепился, пытаясь спасти свою жизнь. А привозить его сюда действительно не было никакого толку — он точно рассчитал, что ему выгодно, а что нет. Да, Фриц? Что, суфле уже готово? Конечно, подавай. И немедленно!
Опершись руками о край стола, Вулф отодвинул кресло и встал. Мы поспели к суфле как раз вовремя.
Однако от обеда меня один раз все-таки оторвали — позвонила Елена Фрост. Обычно Вулф категорически запрещал во время еды подходить к телефону, но исключения иногда допускались. Например, когда клиентом была женщина. Я отправился в кабинет и взял трубку без особой радости, ибо все утро ждал, что она позвонит и сообщит об отказе от наших услуг. Сидит там одна с мамашей — мало ли что.