– А жена?
– Потом – да, конечно. Когда они поженились два года назад.
– С вами обращались как с членом семьи?
– Нет.
Она поколебалась, но снова настойчиво повторила:
– Нет, не как с членом семьи.
Вульф повернулся к Карле и резко спросил:
– Вы жена Стефана – княгиня Владанка?
Девушка, хлопнув ресницами, широко раскрыла глаза:
– Я? Boga ti! Нет!
– Но ведь та бумага, что вы сунули в мою книгу, была у вас.
– Я же говорю, я украла ту бумагу, – прервала Нийя. – Я не всегда лгу.
– Где вы её украли – в Загребе или в Нью-Йорке?
Она покачала головой:
– Об этой бумаге я ничего не могу вам рассказывать. Ни за что, чем бы вы мне не грозили.
Вульф хрюкнул.
– Секретная политическая миссия. Знаю, как же. Скорее умру, но не скажу. Я сам играл в эти глупые грязные игры. Но, коль скоро вы жили в одном доме с княгиней Владанкой, вы должны очень хорошо её знать. Вы с ней подруги?
– Подруги? – На лбу Нийи собрались складки. – Нет.
– Какая она из себя?
– Умная, красивая, эгоистичная и вероломная.
– Вот как. Но я спрашиваю про внешность.
– Ну… она высокая. Руки у неё гибкие, словно две змеи. Лицо вот такое. – Нийя изобразила овал. – Глаза такие черные, как у меня – даже, пожалуй, чернее.
– Она сейчас в Загребе?
– Когда я уезжала, она была там. Говорили, что она должна поехать в Париж повидаться со старым князем Петером, а потом в Америку.
– Вы лжете.
Она посмотрела прямо на него.
– Иногда лгать необходимо. Есть такое, о чем я не могу вам рассказать. Не имею права.
– Ха! Только через мой труп, верно? Ваши губы запечатаны накрепко каким-то тайным обетом, но вам-то что с того? Когда вы думаете завершить свою политическую миссию?
Нийя Тормик посмотрела на него, затем на Карлу, снова на него и ничего не ответила.
– Да будет вам, решайтесь, – нетерпеливо поторопил Вульф. – Я спросил о сущем пустяке – когда? В обозримом будущем?
– Да, наверное, – наконец призналась она. – Возможно, даже… завтра.
– Сейчас уже далеко за полночь. Вы имеете в виду – сегодня?
– Да. Но необходимо, чтобы та бумага была у меня. Вы не имеете никакого права держать её у себя. Когда этот слабоумный Дрисколл поднял шум из-за своих идиотских бриллиантов, которые якобы украли, я подумала, что полиция приедет и запросто может всех обыскать, и комнату, где я живу, тоже. Я и подумала о вас, о том американце, который удочерил меня, когда я была ребенком. Когда я уезжала из Загреба, свидетельство об удочерении я взяла с собой; его мне отдала перед смертью миссис Кэмпбелл. Вот мы с Карлой и решили, что у вас бумага будет в большей безопасности, чем в любом другом месте, и мы обсудили, как оставить её у вас, чтобы потом можно было её легко забрать снова. Потом вы отказались помочь мне, и ей пришлось вернуться к вам и сообщить, кто я на самом деле.
Она замолчала и улыбнулась ему, но была так встревожена, что улыбка получилась озабоченной.
– Я должна получить назад ту бумагу! Должна!
– Посмотрим. Вы сами признались, что украли её. Итак, вы рассчитываете сегодня завершить свою миссию.
– Да.
– Вы, конечно, понимаете, что, пока дело об убийстве не будет раскрыто, полиция не выпустит вас из Нью-Йорка.
– Но я… Вы же сами сказали, что мое алиби…
– Ваше алиби дела не решает. Не делайте глупостей. Если поручение ваше завершится, не вздумайте ускользнуть на каком-нибудь корабле, переодевшись русалкой. Кто такая мадам Зорка?
Обе девушки изумленно уставились на него.
– Ну? – резко потребовал Вульф. – Вы ведь её знаете, верно?
Карла рассмеялась – на первый взгляд, совершенно естественно, словно её просто что-то позабавило.
Нийя проговорила:
– Да почему… она вообще никто. Просто модельерша.
– Я так и понял. А почему она стала называться себя таким именем именем дочери короля Черногории Никиты?
– Но королева Зорка умерла…
– Я знаю. Откуда у простой модельерши такое имя?
Карла снова засмеялась:
– Может, вычитала в какой-нибудь книге.
– Но кто она?
Нийя пожала плечами и повернула ладони вниз:
– Мы ничего о ней не знаем.
С минуту Вульф разглядывал их, затем вздохнул.
– Ну хорошо. Уже поздно, вам давно пора спать, тем более что завтра вам придется вставать рано, чтобы отправиться к мистеру Роуклиффу. Можете с ним пококетничать – он на женщин падок. Когда освободитесь, приходите сюда часам к одиннадцати, и я отдам вам вашу бумагу.
– Но мне она нужна сейчас!
– Сейчас вы её не получите. Ее здесь нет. Я буду…
Нийя подскочила.
– Что вы с ней… Где она?
– Прекратите визжать. Она в безопасности. Завтра в одиннадцать я вам её отдам. Сядьте – впрочем, нет, не трудитесь; вы все равно уходите. И запомните, не делайте глупостей. А вам, мисс Лофхен, я бы посоветовал не замышлять ничего более серьезного, чем еда и сон. Я говорю так из-за бездарного представления, которое вы здесь разыграли, чтобы спрятать бумагу в моей книге – расспрашивая при этом мистера Гудвина, читал ли я ту книгу и не штудирую ли её, и не читаю ли сейчас. Невероятно!
Карла вспыхнула.
– Я думала… Я нечаянно…
– Боже милостивый! Нечаянно? Да я и сейчас ещё подозреваю, что вы рассчитывали на то, что мы найдем эту бумагу, только вот не пойму, зачем вам это понадобилось. Ладно, спокойной ночи. Кстати, мисс Тормик, насчет того, что вы стали моей клиенткой. Свидетельство об удочерении я верну вам утром вместе с другим документом; похоже, что оно в самом деле принадлежит вам; но я люблю все предусмотреть вперед, чтобы не возникло недоразумений. Вы остаетесь моей клиенткой до тех пор, пока считается установленным фактом, что вы та самая девочка, чьи тощие ребрышки мне довелось увидеть в 1921 году. Сейчас я вас защищаю, но если выяснится, что вы меня обманывали, я стану вашим врагом. Я не люблю, когда меня дурачат.
– Сомневаюсь, что смогла бы одурачить вас, даже если бы захотела. Она встретила его взгляд и неожиданно улыбнулась. – Если хотите, можете пощупать мои ребрышки, но вот посмотреть на них…
– О, нет. Не стоит, благодарю вас. Спокойной ночи. Спокойной ночи, мисс Лофхен.
Я проводил их, помог одеться, а когда они вышли на улицу, закрыл дверь на засов. Затем вернулся в кабинет, остановился у стола Вульфа и, посмотрев на него сверху вниз и заметив выражение его лица, неподвижного и с закрытыми глазами, позволил себе всласть потянуться и зевнуть.