– Я не могу работать, когда мне не хватает пищи для размышлений. Постарайся вернуться как можно скорее. Куда ты подевал эти записи?
Я рассказал. Он поблагодарил и положил трубку. Я взглянул на Нийю, которая сидела, сжав губы и сцепив пальцы, и мрачно заметил:
– Ну и субъекта вы себе выбрали в приемные отцы. Знаете, чем он развлекается? Изучает, как размножаются орхидеи, которые он высадил год назад! Кстати, он передал, чтобы вы отвечали на любые вопросы, которые вам будут задавать полицейские по поводу того, где вы сегодня шастали, начиная с десяти утра. На все другие вопросы отвечать отказывайтесь, пока не посоветуетесь с адвокатом. Он предоставит вам своего.
– Адвоката – мне?
– Да.
Вдали за открытым окном послышался вой полицейской сирены.
В пять минут третьего Вульф допил последнюю каплю послеобеденного кофе, отставил чашечку в сторону и издал два четких и совершенно различных звука. Первый, блаженный вздох, относился к ближайшему прошлому, а именно чудесному часу, проведенному за обеденным столом; второй – душераздирающий стон – к столь же ближайшему и неминуемому будущему, которое воплощалось в рассевшейся в красном кожаном кресле личности – инспектор Кремер собственной персоной пожаловал ровно в два часа, и с тех пор терпеливо дожидался в кабинете.
Мы с Вульфом вошли в кабинет и расселись по своим местам. Конец не зажженной сигары во рту Кремера описал восьмерку.
– Сожалею, что вы из-за меня так скомкали свой обед, – съязвил он.
Вульф отрыгнул. Инспектор Кремер излил накопившийся яд на меня.
– Не придумал чего-нибудь новенького по поводу того, зачем вам с мисс Тормик понадобилось ехать к ней домой?
Я помотал головой.
– Нет, сэр. Как я вам уже говорил, мы поехали туда, чтобы увидеться с мисс Лофхен.
– И зачем она вам потребовалась?
– Я собирался привезти её сюда, к мистеру Вульфу. Обговорить кое-какие дела.
– И что – её разбил паралич?
– Оставьте, мистер Кремер, – поморщился Вульф. – Сами понимаете – это ребячество. Размахивать кулаками – не лучший аргумент в спорах. Не думаете же вы, что вам удастся вырвать у мистера Гудвина признание, если у них с мисс Тормик и впрямь было какое-то важное дело?
Кремер отрешенно жевал сигару, потирая кончики пальцев. Наконец он сказал:
– Я вот сидел тут и думал…
Вульф сочувственно кивнул:
– Да, здесь хорошо думается. Уличный шум почти не мешает.
Молчание. Кремер изрек:
– Я отнюдь не дурак…
Вульф снова кивнул:
– Всем нам порой так кажется. Это все яд самомнения. Но страшного ничего нет – нужно только всегда держать под рукой противоядие.
– Я вовсе не тщеславен, черт побери! – взорвался Кремер и вынул сигару изо рта. – А к дуракам я себя не отношу по той причине, что я прекрасно понимаю – только здесь, сидя в вашей конторе, я могу получить хоть какую-то наводку.
– Могу лишь повторить, что здесь и в самом деле хорошо думается.
– Да. Только я не об этом толкую. Я говорю о вас. Вокруг этого дела создали завесу тайны. Почему – я не знаю, но вам-то это известно, как пить дать. Я, конечно, не рассчитываю, что вы мне выложите всю подноготную, но намекать вам и прежде случалось, и я не вижу причин, почему бы вам не намекнуть и сейчас. Не удивлюсь, если вам уже известно, кто убил Ладлоу и Фабера.
– Вы ошибаетесь. Я этого не знаю.
– Но вы наверняка знаете что-то такое, чего не знаю я. Возьмем, к примеру, вашу клиентку. Почему эта девушка стала вашей клиенткой? Разве она способна заплатить сумасшедший гонорар, к которому вы привыкли? Ясное дело – нет. Тогда кто вам заплатит? Это-то вы знаете? Естественно, да. Вы беретесь за дело только тогда, когда это вам выгодно. Даром у вас и песка в пустыне не допросишься. Почему, кстати, Даркин торчал там в такси? Гудвин сам признает, что позвал его в квартиру, а потом отослал сюда в машине. В вашей машине. Держу пари, что он прихватил с собой и Лофхен.
– Вздор. Фред приехал сюда один и по дороге никуда не заезжал.
– Это вы говорите.
– Можете спросить Фрица, который открыл дверь.
– Чушь собачья! Какой смысл расспрашивать людей, которые работают на вас? Ничего, мы найдем Лофхен, да и Зорка никуда от нас не денется, будьте уверены.
– Так вы ещё не напали на их след?
– Нет еще. Но нападем. За Лофхен следил наш человек, но он ещё не докладывал, так что нам неизвестно, где она. И еще: Зорка была здесь у вас…
– Она была пьяна.
– Но не настолько, чтобы не суметь удрать по пожарной лестнице. Если верить вам. – Кремер ткнул в направлении Вульфа сигарой. – Вы отдаете себе отчет, что на сей раз мне ничего не стоит пришить вам обвинение в укрывательстве улик?
– Сомневаюсь. Впрочем, можете попытаться.
– Я бы попытался, но не могу. И причина весьма серьезная. И комиссар и окружной прокурор всячески пытаются замять эту историю.
Брови Вульфа взметнулись вверх.
– В самом деле?
– Да. Я говорил, что все это дело покрыто мраком. Терпеть не могу такую мерзость. Я полицейский. Мне платят за то, чтобы, посмотрев на труп, я решил – убийство это или нет, и если да, то – отыскал преступника и доказал его вину. Вот за что мне платят. В девяноста девяти случаях из ста руководство мне помогает, но время от времени какие-то политики или иные влиятельные особы вмешиваются и пытаются повязать мне руки. Я не люблю и не потерплю, чтобы мне вставляли палки в колеса.
Кремер всунул сигару в рот и опустил тяжелые кулаки на подлокотники кресла.
– Никогда не потерплю.
– И вам пытаются помешать именно сейчас?
– Да. Британский консул позвонил комиссару, чтобы выразить озабоченность по поводу убийства британского подданного и так далее. Вчера в одиннадцать вечера они с комиссаром встречались, а сразу после встречи консул связался с Лондоном. Утром я спросил комиссара, в чем дело, но тот ответил, что британский консул ничем нам помочь не в состоянии, однако надеется на то, что правосудие восторжествует. Хотя шансов на это не больше, чем на знойную зиму. Затем, немного позже, во время разговора с окружным прокурором я предложил, чтобы он связался с Британским посольством в Вашингтоне, но прокурор напрочь отказался, заявив, что, по его глубокому убеждению, расследование в этом направлении никуда не приведет. Довел меня до того, что я сам едва не позвонил в Вашингтон!
– А почему, кстати говоря, нет?
– Потому что я слишком стар, чтобы искать другую работу. Зато буквально через пять минут после того, как я добрался туда на Тридцать восьмую улицу, я позвонил генеральному консулу Германии и спросил его прямо в лоб про Фабера. Представляете, у консула хватило наглости заявить мне, что он не имеет ни малейшего понятия о том, чем занимается в Нью-Йорке Фабер! Хотя ещё накануне, когда речь шла об убийстве Ладлоу, сказал мне, что за Фабера ручается головой! Тогда я позвонил в Вашингтон, в посольство Германии, но там мне тоже дали от ворот поворот. Какого черта эти страны засылают к нам таких типов, о деятельности которых и упомянуть-то вслух стыдятся? Даже после их смерти.