— Хорошо, миссис Барстоу. Мой второй вопрос. Что побудило вас пообещать вознаграждение?
— Нет! — воскликнула Сара и встала между мной и матерью. — Никаких больше вопросов…
— Сара! — резким тоном оборвала её старая леди. — Моя дорогая Сара, — продолжала она уже мягче, — я отвечу на вопрос. Это моя доля ответственности. Не становись между нами.
Девушка повернулась к матери. Та снова была величественно спокойной.
— Нет, мистер Гудвин, я не сумасшедшая, если хотите, я — фантазёрка и могу давать волю своей фантазии. Я сожалею, что предложила вознаграждение, и понимаю теперь, как это омерзительно. Но произошло это в одно из таких мгновений, когда моя фантазия вдруг подсказала мне это как один из способов возмездия. Никто не мог убить моего мужа, ибо такое никому бы в голову не пришло. Его смерти не желал никто, кроме меня, и то лишь в минуты тяжких страданий, которые Господь не должен был посылать даже самому грешному из нас. Я вдруг подумала, что должен же быть кто-то, кто не побоится вызвать на суд самого Господа Бога. Сомневаюсь, что это способны сделать вы, мистер Гудвин, правда, я не знаю вашего хозяина. Поэтому я жалею, что предложила вознаграждение, но если кто-то заслужит его, оно будет выплачено.
— Спасибо, миссис Барстоу. Скажите, кто такой Тэн?
— Кто, простите?
— Тэн. Вы сказали, что Тэн объяснил вам, что это Господь распорядился лишить вас авторитета в этом доме.
— А, понимаю. Доктор Натаниэль Брэдфорд.
— Благодарю вас. — Я закрыл блокнот и встал. — Мистер Вулф просил поблагодарить вас за вашу выдержку и терпение. Он знал, что вам они потребуются, как только я открою свой блокнот.
— Поблагодарите и вы за меня мистера Вулфа.
Я повернулся и вышел, представив, как воспользуется моим уходом Сара Барстоу.
Мисс Барстоу пригласила меня остаться на ланч. Она нравилась мне всё больше. Я прождал её в холле, соединявшем солярий с домом, минут десять, пока она была у матери. Когда она вышла, я понял, что она уже не сердится на меня, и догадался почему. Ведь я не принуждал её мать, она сама преподнесла мне всё на блюдечке с голубой каёмочкой. Следовательно, винить меня не было оснований. И всё же немногие поняли бы это, окажись они на месте Сары, может, один из тысячи, да и то затаили бы скрытую неприязнь. Но я видел, что Сара согласилась с условиями договора и собиралась выполнять его, скольких бы бессонных ночей это ни стоило и каких бы трудностей ни сулило. С одной из них она уже столкнулась. Сейчас или позже настроение миссис Барстоу может круто измениться, и ей в голову придёт новая фантазия. Тогда я снова увижу Сару замкнувшейся и вежливо немногословной. Я не знал, что побудило её сейчас к открытости и дружелюбию. Если моя голубая сорочка и светло-бежевый галстук, тогда я не напрасно потратился на них. Как сказал бы Сол Пензер, я был в них парень что надо.
Приглашая меня на ланч, она сказала, что брат тоже будет, а поскольку я хотел поговорить с ним, то всё складывалось как нельзя лучше. Я поблагодарил её.
— А вы отважная, мисс Барстоу, — сказал я ей. — По-настоящему отважная. Вам повезло, что Вулфу, мудрейшему из людей, пришла в голову мысль об этом соглашении. У вас куча неприятностей, и только этот договор может помочь вам справиться с ними.
— В том случае, если у меня будут неприятности, не так ли? — тут же парировала она.
— Они у вас уже есть, но та, которой вы больше всего боитесь, ещё впереди. Да, вы храбрая, — повторил я.
За ланчем я познакомился не только с её братом, но и с его другом, Мануэлем Кимболлом. Это было очень кстати, ибо, как мне казалось, в то утро я узнал о четвёрке то, что сделало их куда более важными персонажами в этой истории, чем они были до этого.
Накануне вечером я потратил целых два часа, чтобы дозвониться в клуб «Зелёные луга» и наконец связаться с его тренером. Тот охотно принял приглашение Вулфа отобедать с ним. Он не знал близко мистера Барстоу, и тем не менее Вулфу удалось выудить из него кучу подробностей о гольф-клубе и его жизни. Когда тренер около полуночи покидал особняк на Тридцать пятой улице, несколько охмелевший от лучших сортов пива, которыми потчевал его гостеприимный хозяин, Вулф уже знал о клубе не меньше, чем его гость. Помимо прочего, он, в частности, узнал, что члены клуба обычно держат свои сумки с клюшками в клубе, где у каждого имеется свой шкафчик, запирающийся на ключ. Однако при желании было совсем нетрудно получить дубликаты ключей, улучив момент, открыть любой из шкафов и, следовательно, подменить клюшку. Кроме того, многие из членов клуба вообще не запирают свои шкафы. Таким образом, получалось, что у партнеров Барстоу было столько же шансов подменить клюшку, сколько у любого из членов клуба, или у кого-либо из обслуживающего персонала, или даже у постороннего, оказавшегося в гардеробной.
Но эти предположения не имели уже никакого значения после того, как стало известно, что Барстоу с прошлого сентября не держал свои клюшки в клубе. Он привёз их с собой в то злополучное воскресенье. Это существенно меняло картину, и его партнеры по игре в этом смысле представляли теперь для нас не больший интерес, чем все остальные члены клуба.
Ланч был подан в комнате, которую нельзя было назвать столовой, ибо она была для этого недостаточно велика. Вид из окон закрывали заросли кустарника. Обслуживал нас худой и длинный дворецкий Смолл в неизменном чёрном сюртуке.
Хотя завтрак показался мне несколько лёгким, всё было изысканно вкусным и не заставило бы покраснеть даже такого кулинара, как наш Фриц. Стол, за которым мы расположились, был небольшим. Я сидел напротив мисс Барстоу, по правую руку от меня — её брат, а слева — Мануэль Кимболл.
Между братом и сестрой было мало сходства, в нём я больше улавливал черты матери. Лоуренс Барстоу был крепкого сложения и держался с той долей самоуверенности, которая присуща людям его образа жизни. Однако его лицо с правильными чертами не запоминалось. Такие лица я видел десятками на Уолл-стрит и на Сороковых улицах. Каждый раз, когда он смотрел в мою сторону, я замечал, что он щурится, будто глаза у него раздражены от ветра после недавней прогулки на воздухе. Они были такого же цвета, как у матери, однако в них я не заметил ни её выдержки, ни силы воли.
Мануэль Кимболл был совсем другим. Смуглый, стройный, с чёрными, гладко зачёсанными назад волосами, с беспокойно бегающими глазами. Его взгляд успокаивался лишь тогда, когда останавливался на Саре Барстоу. Он сразу же стал действовать мне на нервы и, как мне казалось, беспокоил и мисс Барстоу. Возможно, он вёл себя так потому, что никак не мог понять, кто я и почему оказался за этим столом в такое трагическое для семьи Барстоу время. В разговоре в саду я узнал от Сары, что их семьи не были особенно близки. Просто в летние месяцы Барстоу и Кимболлов сближало соседство и тот факт, что Мануэль, опытный лётчик-любитель, обучал этому искусству её брата, Ларри. Пару раз во время летнего отдыха она бывала в обществе Мануэля, но знает его больше, как приятеля своего брата.