– Хорошо, что Ряба тебя не слышит.
– Разве я не прав? Посуди сам – сколько мирных обывателей гибнет каждый день ни за хер собачий? А ведь их прегрешения, согласно церковным канонам, ничтожны в сравнении с моими. Они умирают в муках, я наслаждаюсь жизнью. Так, может, мои грехи – и не грехи вовсе? Может, в небесной канцелярии случился переворот, и поклоны теперь бить нужно не доброму старичку с белоснежной бородой и нимбом, а рогатому? У того ведь, я слышал, несколько иные вкусы. Представляешь, каково будет разочарование праведников, представших на высшем суде перед Сатаной? Ох, черт! Я, похоже, ошибся дверью! Э, нет, дружок. Постой. Что тут у нас? Был верным мужем, любящим отцом, честно трудился от зари до зари и даже – Иисус мне в печенку! – давал милостыню нищим. Получи распределение на серные шахты! – Я живо представил себе только что отыгранную сцену и невольно хохотнул, рискуя оскорбить религиозные чувства командира.
Но тот вопреки ожиданиям лишь приподнял бровь, продолжая спокойно смотреть на языки пламени.
– Может, и так. Кто знает? – Он взял ветку и, пошурудив в костре, добавил жару темнеющим углям. – А все же, зачем тебе в Москву?
– Говорил ведь – посмотреть охота. Рассказы рассказами, а своим глазам доверия больше. Жизнь коротка, если хочешь все увидеть, нужно торопиться.
– То, что я до сих пор верю в бога, еще не делает меня идиотом, – процедил Ткач с легкими нотками раздражения в голосе.
– Желаешь услышать правду? Хорошо, я скажу. Но взамен и сам хочу кое-что узнать.
– Ты начинай, а там видно будет.
– Эк хитер. Хорошо, признаюсь – я целенаправленно шел за вами, не только как за буфером. Но никакого злого умысла не имел. Что ты смотришь? Ладно, имел, небольшой. Опять не убедил? Ну, все-все, большой, только перестань так злобно глядеть, а то прям на кишечнике некомфортно делается. Да, я – гнусный тип. Кто ж отрицает? Хотел поживиться за ваш счет.
– Каким образом?
– Обычным – узнаю́ место нычки и толкаю инфу заинтересованным товарищам.
– С чего ты взял, что после нас там что-то останется?
– Пожалуйста, только не говори, что собрался в Москву с одной телегой, чтобы вывезти на ней весь хабар с хранилища Росрезерва.
Физиономия Ткача сложилась в удивленную гримасу. Неужели угадал?!
– Откуда такие сведения?
– Твои бывшие бойцы не особо довольны роспуском отряда и за бутылкой да под хорошую закуску становятся весьма словоохотливыми.
– Кто?
– Я своих источников не раскрываю. Извини.
– И что теперь? Как дальше жить думаешь?
– Ну, план мой – ты, наверное, заметил? – провалился. Уйду сейчас – вы поход свернете. Попытаюсь опосля сдристнуть – в погоню броситесь.
– Неужто тебя это пугает?
– По правде говоря – нет. А вот перспектива прогулки от Москвы до Владимира в одиночку, без коня, без харчей, почти без патронов – немного тревожит. Засим лучший для всех нас выход из сложившейся ситуации я вижу в том, чтобы мне остаться и поучаствовать в разделе добычи на равных условиях. Вместо Весла. Никто ничего не теряет. Что скажешь?
Ткач молча смерил меня взглядом и вернулся к медитативному созерцанию потрескивающего углями костра.
– Посмотрим, посмотрим…
Я редко вижу сны. Да и те, что случаются, обычно нечеткие, похожие на горячечный бред видения, которые поутру оставляют в голове только грязный осадок. Но не сегодня. Минувшей ночью я почти не спал, как всегда в незнакомом месте – один глаз дремлет, второй несет боевую вахту. Забылся лишь на несколько минут. И мне приснилось… Черт, никогда раньше такого не видел. Представлял себе – да, но… Все казалось до того реальным… Передо мной был город. Ночной город. Я глядел на него издали, чуть сверху. Огромный, просто циклопический, светящийся бесчисленными огнями мегаполис. Его дома-башни сверкали на фоне темного, затянутого смогом неба. Белые, желтые, красные, синие, зеленые – миллионы, десятки миллионов электрических лампочек, заполнившие все на многие километры вокруг. Я смотрел туда, не смея дышать. Какое грандиозное зрелище! Какая мощь! Боже! Да что там бог? Людям, создавшим такое, бог не нужен. А если понадобится, они сделают его сами! И вдруг… огни погасли. Нет, мириады лампочек, разлившиеся электрическим морем, покуда хватало глаз, никуда не делись, но свет их померк, стал тусклым на фоне неба, от былой черноты которого не осталось и следа. Оно сделалось белым. Ослепительно-белым. А через мгновение снова потемнело, наполнилось желтизной. Далеко, на самой линии горизонта, поднимался титанических размеров огненный гриб-дождевик. Он стремительно рос, будто вбирая все соки земли своей чудовищной грибницей, разгонял повисший над городом смог, раздвигал тучи. Завороженный, я не сразу увидел, как по городу, что совсем недавно казался столь величественным и громадным, катится ударная волна. Это напоминало круги, расходящиеся от брошенного в воду камня. Она шла сквозь лес домов, превращая их в пыль, гоня перед собой серое облако, неслась прочь от разрастающегося гриба, ставшего теперь похожим на безумно огромную поганку с ажурной «юбкой». Все ближе и ближе. Я уже различал подхваченные рукотворной стихией вагоны, автомобили, людей…
– Ты чего? – отпрянул Сиплый, едва не опрокинув кружку с кипятком.
Балаган схватился за пистолет. Пальцы Ткача, старательно изображающего безучастность, дрогнули возле расстегнутой кобуры.
– Спокойно, – я поднял левую руку, правой уже нащупав предохранитель своего «АПБ». – Сон херовый пригрезился. Без паники, ссыкуны.
– Кто ссыкун? – насупился пулеметчик. – Я-то по ночам не вскакиваю, как дите малое.
– Это легко исправить.
– Чего?
– Молодец, говорю, храбрый парень. Восхищаюсь тобой.
Балаган насупился еще сильнее, учуяв подвох.
– Что снилось? – заботливо поинтересовался Сиплый, отхлебнув из кружки.
– Мама твоя.
– О, сочувствую. Хочешь, успокоительного вкачу?
– Обойдусь, – я улегся и натянул одеяло. – Страхам нужно смотреть в лицо, даже если оно уродливое до сблеву.
– Передавай маме привет.
Больше снов не было.
Утром мы перекусили «полюбившимися» каждому сухарями и выдвинулись, как только начало светать.
Перед выходом Ткач кратко изложил текущую диспозицию. Оказывается, наш дружный коллектив с перепуга так резво вчера драпанул, что успел обогнуть Покров и находился теперь примерно в шестнадцати километрах от Электрогорска, который, по замыслу мудрого командира, мы должны были сегодня миновать, заложив нехилый крюк, и уже ближе к ночи пройти мимо Ногинска, чтобы встать лагерем километрах в пяти от него, а лучше, если успеем, в десяти. На вопрос: «Откуда такая точность?» – Ткач весьма недружелюбно огрызнулся: мол, не твое дело. Нет, я, конечно, замечал и просеки, бывшие когда-то дорогами, и заросшие фундаменты изб – напоминание о деревнях, но определить по таким ориентирам расстояние… Вот что значит опыт – великая вещь.