– Ну конечно, – скептически усмехнулся медик. – Нет ухи лучше, чем из ерша. Судаки твои с карасями тиной воняют – жрать не станешь. А окунь – вообще не рыба, кости сплошные.
– Да будет тебе известно, – Гейгер назидательно поднял к небу указующий перст, – чтобы отбить запах тины, достаточно в уху сто грамм водки плеснуть, прямо в котелок. Она еще и вкус рыбный усиливает. Невежда.
– А наша-то уха из кого? – поинтересовался я ради любопытства.
– Да хер его знает, – пожал плечами Балаган. – Но есть можно.
После обеда капитан дал тридцать минут на помывку, и к началу второго часа мы, сытые и освеженные, возобновили движение.
– Слушай, Ткач, – поравнялся я с капитаном, – у тебя семья есть?
– А что? – скосился он недоверчиво.
– Да так, интересно, как там у вас, у лацев, жизнь устроена. Вот ты, к примеру, уже четвертый десяток разменял, не отморозок вроде, не дурак, и здоровьем вышел, и морда солидная. Неужели в мирной жизни места не нашлось для такого?
– Я, наверное, должен быть польщен?
– Само собой.
Капитан усмехнулся и достал папиросу.
– Куришь? – протянул он мне потертый серебряный портсигар.
– Табак? Нет, благодарю.
Ткач чиркнул зажигалкой и затянулся.
– Ну, и кем же, по-твоему, я мог бы стать в мирной жизни?
– Да хоть кем. Мало ли куда силы приложить можно? Хочешь – в поле паши, хочешь – в торговлю подайся, а если ни хера делать не желаешь – вон, в эсбэшники муромские иди, тебя там с руками оторвут, сразу лычки получишь лейтенантские и взвод распиздяев в придачу. Плохо ли?
– Нет, не плохо.
– А что ж тогда? И вот Гейгер, кстати, тоже. Слышь, Гейгер, ты чего в наемниках ходишь, с твоими-то золотыми руками?
– Путешествовать люблю. Да и семью заводить поздно.
– Ну, тяга к путешествиям – уважительная причина. А ты, Балаган? Как ты угодил в эту гоп-компанию? По роже ж вижу – парень деревенский. Тебе землю пахать надо, а не хренью всякой заниматься. Кто людей кормить будет?
– Так ведь я и пахал, – насупился пулеметчик, переложив «ПКМ» на другое плечо.
– Пока пахалку не отобрали, – хихикнул Сиплый.
– Ну да, отобрали. И скотину отобрали, и землю. Хер какой-то из городских решил «хозяйства укрупнить». Так, мол, и надои выше, и рожь колосистее. Ага. На вторую зиму после этого в селе половина стада передохла. Потом жук одолел, картошки двух третей от прежнего урожая недосчитались, и тем же летом – будто мало нам напастей – засуха случилась, рожь погорела вся, считай. Зерна даже на посев не собрали. Денег нету. Город руки умыл, мол, сами думайте, что да как. Ту зиму худо-бедно пережили. Подъели все, в подполах хоть метлой мети – чисто. А семья большая была – отец, мать, бабка и нас шестеро. Я старший. Весну и лето голодали. Бабка померла осенью. Зимой – две сестренки малых. Отец приболел, сильно приболел, сначала ноги отнялись, потом и… В общем, не захотел я вслед за ними сгинуть. Взял «ижак» отцовский и ушел. В городе прибился к торговцам одним. Месяца три с ними ездил, охраной, вроде как, и грузчиком, за еду работал. А потом как-то раз по чистой случайности пересекся с нужными людьми, слово за слово, так на Ткача и вышел.
– Я, когда узнал, что этому бугаю семнадцать лет, хотел его к мамке пинками выпроводить, – усмехнулся капитан. – Но – зараза – настырный, прицепился, как банный лист к жопе.
– Угу, – припомнилось мне, – знакомая песня. Только после слов «в общем» должен идти куплет про благородных разбойников, ну или просто разбойников и отсутствие выбора.
– Рейдеры? – поморщился Балаган. – Нет, с этой мразотой мне не по пути.
– А сам-то что? – кивнул на меня Ткач.
– Что «что»?
– Почему земледелием не занимаешься?
– Ах, это. Так ведь не растет в Арзамасе ни хера, кроме мутантов богомерзких. А их кому продашь?
– Хм, не скажи. За твою голову в Муроме неплохие деньги обещают.
– Это исключение. Обычно все хотят головы лацев. Процент заказов на моих соплеменников незначителен.
– Почему?
– Арзамас редко прибегает к услугам посредников в решении внутренних проблем.
– Большая дружная семья?
– Точно.
– А почему никто не спрашивает, как я стал наемником? – подал голос Сиплый.
– Дружище, я отлично помню твою историю. Ты – наркоман и безответственный тип. А меня интересуют повороты судьбы потенциально успешных людей.
– Я не наркоман. Я…
– …естествоиспытатель головного мозга, нейропилот.
– Вот именно. И не надо тут наговаривать. Будто сам без греха. Когда-нибудь я напишу книгу – энциклопедию наркотических средств, где изложу все накопленные за годы неустанной практики познания, от химического состава до субъективных ощущений в разных стадиях. А мне есть что рассказать. О, это станет величайшим трудом о путешествиях в царство Морфея. Сам Томас де Квинси еще будет греметь костями на дне могилы от зависти, когда я закончу.
– Куда? Кто? – я надеялся получить некоторые разъяснения к услышанной ахинее, но Сиплый ушел в себя, видимо занятый раздумьями о будущем шедевре. – Он уже что-то принял? – обратился я к капитану.
– Не обращай внимания. Целый год бредит про эту книгу и называет странные имена. Еще ни строчки не написал.
– Жаль. Вышло бы неплохое настольное чтиво для притонов. Слышь, Сиплый, а ты не думал наркокартелям предложить свои услуги по сочинению рекламных буклетов? Уверен, это их заинтересует. Или хотя бы подписи к плакатам, ты ведь и малюешь сносно. Например, лежит на кушетке красивая баба в прозрачном пеньюаре, откинулась, рядом столик изящный, там шприц, скляночки блестят, а под картинкой витиеватым шрифтом подпись, что-нибудь типа: «Морфий от Золотого Полумесяца сохранит вашу молодость». А для публики попроще сгодится крепкий парень с открытым лицом и косячком в зубах – «Гашиш от Каганата. Забей на проблемы».
– До чего ж ты приземленный, Кол, – вздохнул медик. – Я мыслю куда более масштабными категориями. Моя книга – это ведь не какая-то беллетристика, это симбиоз серьезной медицины и высокой литературы. Ты, между прочим, тоже мог бы внести лепту в развитие русской словесности, не будь таким косным. Например, сварганить иллюстрированный справочник «1001 способ сделать человеку больно, или Искусство делового общения». Кстати, а почему именно охотник за головами? Довольно неблагодарная профессия. Не проще ли было податься в одну из банд? А, Кол? Признайся, ты ведь не ради денег занимаешься этим. Тебе сам процесс нравится, кайф ловишь от чужих страданий – зависимость похлеще, чем у героинщика.
– Серьезно? – заинтересовался гипотезой Сиплого Балаган. – Ты садист?
– Дружище, старайся избегать слов, в значении которых не уверен.