Кстати, насчёт других батальонов. За то время, что мы пребываем на острове, я успел неоднократно пообщаться с командирами и личным составом этих отрядов, и впечатления мои таковы, что рядом с нами такие же профессиональные воины, как и мы сами. Новичков среди них нет, сплошь закалённые в боях ветераны, быстрые, сильные и умелые, и что особенно важно для Альянса – безжалостные и совершенно отмороженные бойцы.
Мы с ними во многом похожи, и в то же время очень разные. Мой отряд ещё молод, а эти так сплотились за годы скитаний по разрушенному миру, что стали единым организмом, который мгновенно реагирует на любую угрозу. Настоящее военное братство, где бойцы готовы тянуть своего товарища до последнего и всегда разделят краюху хлеба с тем, у кого её нет, разумеется, если он свой. Честно скажу, даже у нас в гвардии подобного единения людей я почти не встречал. В гвардии есть всё: взаимовыручка, честь и чёткое исполнение любого приказа, но состояние наёмников, когда бойцы без слов один другого понимают, – это большая редкость.
Как-то я сидел у костерка на берегу моря и выпивал с командиром Сербского батальона Бранко Никшичем, разговорную речь которого мог понимать без перевода, и тот, хорошенько поддав, рассказывал мне о своей службе деспоту Дубровника. Работа его отряда заключалась в том, чтобы выискивать скрывающихся в лесах мятежников, и воины Никшича так в этом поднаторели, что за день отлавливали от десяти до тридцати человек. После этого над теми, кому не повезло попасть к ним в руки, начиналась кровавая и жестокая расправа. Причём, по требованию деспота, каждого пленника необходимо было казнить каким-то новым способом, и в одну ночь ни одна казнь не повторялась дважды. Например, первого приколачивали к дереву, второго сжигали на костре, третьему вырывали язык и подвешивали головой вниз, четвёртому отрубали гениталии…
Поначалу я думал, что это только у одного отряда такая специфика. Но чем больше общался с македонцами и турками, тем больше понимал, что и у них задачи были точно такими же, как и у подразделения Бранко Никшича. Конечно, в их отрядной практике и богатой истории имелись не только карательные операции, но таких было немного. Как мне объяснял серб, сейчас на Балканах и побережье Адриатики войны случаются не часто, а вот партизан, мятежников и диверсантов хватает всегда. И раз есть одна сторона, значит, имеется и другая. Коль существуют партизаны, то всегда найдутся те, кто за золото и добычу будет их уничтожать.
Короче, судьба распорядилась так, что нам придётся служить рядом с самыми настоящими специалистами по подавлению восстаний. Интересно получается: три батальона карателей и один батальон не сильно замазанных в крови мирных граждан воинов. Во что выльется такой подбор кадров в полку «Родос», пока не ясно. Но за две недели нашей совместной службы конфликтов между подразделениями не случалось ни разу, а это показатель серьёзный. Мы уважаем их, а они нас, и, пока подобное равновесие соблюдается, проблем между нами не будет.
Ладно, пора выдвигаться в штаб. Надо узнать, ради чего, собственно, полковник Папастратос собирает всех комбатов.
Идти было недалеко, всего триста пятьдесят метров по дорожке. Я вошёл в хорошо отреставрированное старинное здание, которое некогда было виллой одного из местных богачей. Проход, коридор и вахта из охранного взвода солдат Альянса. Я открыл дверь и оказался в просторной светлой комнате, где во главе большого стола сидел комполка. Остальные приглашённые на совещание люди в самых вольных позах расположились вокруг стола. Здесь я увидел Кару, серба Никшича, комбата македонцев Алекса и переводчика с английского Бекбулата Три Кинжала. Следом за мной появился командир Турецкого батальона, которого, как и македонца, все называют только по позывному, Алтай.
Видя, что все в сборе, полковник Папастратос встал, оправил строгий тёмно-синий китель, взял в руки указку и подошёл к стене, на которой висела карта совершенно незнакомых мне мест. Хотя в самом низу видно море, пролив и кусочек береговой черты с надписью «Rodos», это одна из бывших турецких провинций.
Командир полка начал говорить. Бекбулат встал рядом с ним и стал переводить его речь на русский язык. Это делалось для Никшича, Кары и меня, а Алтай и Алекс понимали Папастратоса, правда, не на все сто процентов, но смысл его слов выхватывали правильно.
– Господа наёмники, – полковник говорил и указывал на одно из поселений на карте, – для вас есть работа. Это развалины портового городка Бозбурун. К нам поступила информация, что в пятнадцати милях от него в глубь материка скопилась большая масса гражданского населения, которое мы просто обязаны вытащить из той дикости, в которой эти люди сейчас пребывают. Ваша задача произвести поиск, обнаружить лагеря беженцев, уничтожить военную силу поселений и сопроводить всех мирных граждан на транспортные корабли нашего флота. Погрузка личного состава ваших батальонов на десантные суда и высадка на берег назначаются на завтрашнее число, а на проведение всей операции вам выделяется трое суток. Приказ ясен?
Ожидая ответа, полковник прервался, в нетерпении похлопал указкой по ладони левой руки, и в тишине раздался вопрос Алтая:
– Каково количество мирных граждан и сколько стволов нам будет противостоять?
Вместо ответа полковник несколько надменно приподнял подбородок, смерил Алтая холодным взглядом и кивнул в сторону Бурова:
– Более конкретные данные получите у начальника штаба. Меня же интересует только одно: ясен ли вам приказ?
Мы подтвердили, что приказ ясен и мы готовы его выполнить. После этого Папастратос положил указку на стол и покинул комнату. Видимо, у него имелись более важные дела и всё, что он хотел нам сказать, было сказано.
Такой вот у нас работодатель, и за прошедший месяц я уяснил одно: полковник относится к нам как к людям второго сорта. Меня и других комбатов, суровых мужиков, повидавших в этой жизни слишком много крови и смертей, подобное отношение бесит. Но пока мы ничего не предпринимаем, поскольку как здесь дела вершатся, мы понимаем ещё не совсем чётко.
В унисон моим мыслям, вслед Папастратосу, который уже закрыл за собой дверь, донеслось какое-то забористое выражение на турецком от Алтая и прозвучали слова Никшича:
– Что за надменность, не понимаю. Ведь сопля соплёй, а туда же, аристократ…
– Прекратить обсуждать командование! – оборвал серба Буров. – Приказ доведён, мы готовы его выполнить, а остальное не важно.
– Да-да, – вторил его словам Бекбулат.
Кара искоса посмотрел на ставшего личным переводчиком Папастратоса наёмника, пожевал губами и сказал:
– Давайте к делу. У кого какие вопросы?
– Мирные граждане и стволы, – напомнил Алтай.
Начальник штаба заглянул в какие-то бумаги, лежащие перед ним, и начал излагать:
– Некомбатантов около пятнадцати тысяч, и их количество постоянно увеличивается. Это беженцы из районов Мармариса, Муглы и Антальи. Зачем бегут, не понимают, и чего хотят, пока не знают. Единого вождя нет, а значит, нет и какого-то решения. Из всех этих людей воинов около тысячи, оружие у них имеется, но в основном какие-то самопалы, дробовики и самодельные гранаты. Для всех нас это первая совместная операция, так что давайте без понтов, кто круче и у кого опыта больше. Пришли, отработали, задачу выполнили – и на базу.