Ким показалось, что она слышит нотки раздражения в голосе Дина, но вместе с ними и приглушенное чувство удовлетворения.

— Нет смысла сейчас решать, — ответил он, — захотим ли мы остаться здесь с ребенком, когда мы даже не знаем, сможет ли клиника дальше существовать. Кто теперь захочет сюда приехать? Ты захотела бы спать в той комнате?

Бросив взгляд на мужа, Ким увидела, что его черты на миг отвердели, как бы подчеркивая его решимость. И тут дверь отворилась, и, обернувшись, они увидели перед собой мистера Чандлера-Пауэлла.

5

Взглянув на часы, Чандлер-Пауэлл увидел, что уже без двадцати два. Вероятно, ему теперь следует поговорить с Бостоками, уединившимися на кухне. Нужно было еще раз проверить, полностью ли оправилась Кимберли, и убедиться, что они вернулись мыслями к еде насущной. Никто с утра еще ничего не ел. Шесть часов, прошедшие с момента обнаружения убийства, показались вечностью, в которой происходили мелкие, не связанные меж собой события, вспоминающиеся с необычайной ясностью в пустынном пространстве несчетного времени. Вот он опечатывает место убийства, как указал ему старший инспектор Уэтстон; отыскивает катушку самой широкой липкой ленты в дальних закоулках своего письменного стола, забывает закрепить конец — и лента отскакивает назад, так что катушкой теперь нельзя пользоваться; Хелина забирает у него катушку и все исправляет; по ее совету он ставит свои инициалы на ленте, чтобы никто ее не подменил. Он не сознавал, что становится все светлее, не замечал, как полная тьма превращается в серое зимнее утро, не слышал редких порывов угасающего ветра, отдававшихся эхом беспорядочных орудийных залпов. Несмотря на провалы в памяти, на путаницу во времени, Джордж был уверен, что ему удалось сделать то, чего от него ожидали: справиться с истерикой миссис Скеффингтон, осмотреть Кимберли Босток и распорядиться, чтобы о ней позаботились, сделать попытку добиться, чтобы все сохраняли спокойствие в бесконечные часы ожидания, пока прибудет дорсетская полиция.

Запах горячего кофе пропитал дом насквозь и, казалось, усиливался с каждым часом. И почему это он всегда считал, что запах кофе успокаивает? Джордж задавал себе вопрос, сможет ли он когда-нибудь ощущать этот запах без того, чтобы его не пронзила боль воспоминания о провале? Знакомые лица стали лицами чужаков, словно высеченными из камня, похожими на лица пациентов, терпящих неожиданную боль, траурными лицами, столь же неестественно мрачными, как лица людей, явившихся на похороны и желающих принять должный вид для участия в прощании с малознакомым человеком, о ком не сожалеют, но который в смерти вдруг обрел пугающую власть. Отекшее, в пятнах лицо Флавии, ее припухшие веки, глаза, потускневшие от слез. А он ведь так и не видел ее плачущей, и единственные слова, которые он запомнил, поразили его своей раздражающей неуместностью: «Ты сделал такую замечательную работу. И вот теперь она никогда ее не увидит, а ведь она так долго этого ждала. Все это время и все твое умение пропали даром. Просто пропали даром!»

Они оба потеряли пациентку: это единственная смерть, случившаяся в его клинике в Маноре. Были ли слезы Флавии вызваны крушением надежд или его провалом? Не могли же они быть слезами горя?

А теперь ему нужно будет справиться с Бостоками — с их потребностью в ободрении, утешении, в решении проблем, которое скорее всего не будет иметь реального отношения к делу, но для них — будет. Он уже сказал все, что нужно было сказать, когда собрал всех в библиотеке в пятнадцать минут девятого. Там он по крайней мере взял на себя ответственность. Он решил быть кратким и сумел быть кратким. Тон у него был спокойный и авторитетный. К этому времени они все уже осведомлены о трагедии, которая неминуемо затронет здесь всех и каждого. Мисс Рода Грэдвин была обнаружена мертвой в своей палате сегодня, в семь тридцать утра. Есть некоторые признаки того, что ее смерть не была естественной. «Ну что ж, — подумал он, — это был единственный способ сказать об этом». В полицию позвонили, и старший инспектор Дорсетского полицейского управления уже едет сюда. Естественно, они все окажут содействие полиции при опросе. Тем временем всем нужно сохранять спокойствие, воздерживаться от толков и пересудов и вернуться к работе. «К какой работе?» — задавал он сам себе вопрос. Операция миссис Скеффингтон отменена. Анестезиологу и медперсоналу операционного блока позвонили: Флавия и Хелина взяли эти задачи на себя. А после своей краткой речи он, избегая вопросов, покинул библиотеку. Но не был ли этот уход, под устремленными на него взглядами всех присутствовавших, театральным жестом, сознательным уходом от ответственности? Он вспомнил, как на миг остановился за закрытой дверью, будто незнакомец в доме, не знающий, куда ему идти.

А теперь, сидя за кухонным столом с Дином и Кимберли, он понимал — от него ждут, чтобы он взял на себя решение о гороховом супе и пресном хлебе. С самой первой минуты, как только он вошел в эту комнату, где ему не было нужды часто бывать, он почувствовал себя таким неумелым и ненужным, словно незваный гость. Какого ободрения, какого утешения ждали они от него? Лица двух людей, сидевших за столом напротив, были как лица испуганных детей, ожидавших ответа на вопрос, не имеющий отношения ни к супу, ни к хлебу.

Сдержав раздражение, вызванное их столь явной потребностью в решительных указаниях, он уже был готов сказать: «Делайте как лучше. Как сами считаете», когда услышал за спиной шаги Хелины. Она спокойно подошла к нему сзади. И вот раздался ее голос:

— Гороховый суп — прекрасная мысль: горячий, питательный, успокаивающий. Раз у вас есть бульон, он быстро сварится. Давайте будем держаться еды попроще, хорошо? Мы же не хотим выглядеть так, будто тут у нас приходский праздник урожая. Подайте пресный хлеб теплым и к нему — много сливочного масла. Несколько сортов сыра будут отличным дополнением к холодному мясному ассорти, всем нужен белок. И пусть все выглядит поаппетитнее, как вы всегда это делаете. Никто не будет голоден, но всем нужно поесть. И очень неплохо было бы поставить на стол замечательную лимонную помадку, которую делает Кимберли, и апельсиновый джем к хлебу. Люди, перенесшие шок, часто жаждут чего-нибудь сладкого. И все время подавайте кофе — много кофе.

— А нам надо будет полицейских кормить, мисс Крессет? — спросила Кимберли.

— Не думаю. Но мы, конечно, это со временем узнаем. Как вам уже известно, старший инспектор Уэтстон теперь не будет вести расследование. К нам посылают Особую следственную группу из Столичной полиции. Я полагаю, они поедят где-нибудь по дороге. А у вас у обоих все великолепно получается — как всегда. Похоже, жизнь у всех у нас не будет такой уж гладкой некоторое время, но я уверена — вы справитесь. Если возникнут вопросы, обращайтесь ко мне.

Ободренные Бостоки пробормотали слова благодарности, Чандлер-Пауэлл и Хелина вышли из кухни вместе. Джордж сказал, безуспешно пытаясь произнести свои слова как можно более теплым тоном:

— Благодарю. Мне нужно было оставить Бостоков на вас. И, ради всего святого, что это такое — пресный хлеб?

— Берут муку из цельного зерна и пекут хлеб с содой, без дрожжей. Вы его ели здесь довольно часто. Он вам нравится.