Он сказал, сознавая, что его дружелюбный тон звучит не вполне естественно:
— Что вы будете пить? Есть херес, виски, вино, все как обычно.
«Зачем, — задавал он себе вопрос, — зачем я говорю все это? Они же сами прекрасно знают, что здесь можно предложить». Эмили Холкум попросила херес, Гай Стейвли, как ни удивительно, — виски. Воды под рукой не оказалось и, пробормотав какие-то извинения, Мэйкрофт пошел за ней на крохотную кухню. Вернувшись, он наполнил бокалы гостей и налил себе «Мерло». Потом сказал:
— В столовой для персонала в двенадцать тридцать подавали горячий ленч для тех, кто способен был есть. Но я подумал, что будет лучше, если нам принесут что-нибудь прямо сюда. Сандвичи не заставят себя долго ждать.
Миссис Планкетт предугадала их желание. Почти в тот же момент раздался стук в дверь, и Стейвли поднялся, чтобы ее открыть. Миссис Планкетт вошла, катя перед собой столик на колесиках, уставленный тарелками, чашками, блюдцами, кувшинчиками; тут же высились два огромных термоса, а на нижней полочке стояли два блюда, прикрытые салфетками. Мэйкрофт тихо произнес «Спасибо», и все они стали смотреть, как миссис Планкетт накрывает на стол, ставя на него еду и посуду с таким почтением, словно это предметы какого-то священного ритуала. Мэйкрофт прямо-таки ожидал, что, прежде чем уйти, она сделает у двери глубокий реверанс.
Подойдя к столу, он поднял с блюд влажные салфетки:
— Главным образом, кажется, с ветчиной, но есть с яйцом и кресс-салатом, если кому-то не хочется мяса.
— Не могу представить себе ничего менее привлекательного. — произнесла Эмили. — И отчего это насильственная смерть вызывает у человека такое чувство голода? Впрочем, «голод» — неподходящее слово. Скорее — потребность в еде, но съесть хочется что-нибудь особенно аппетитное. Сандвичи эту потребность удовлетворить не могут. А что там в термосах? Думаю, суп, а может быть, кофе. — Она подошла к одному из термосов и отвинтила крышку. — Куриный бульон. Не очень изобретательно, зато питательно. Впрочем, с этим можно подождать. Нам нужно решить, как мы будем разыгрывать эту партию. Времени у нас осталось не так уж много.
Разыгрывать партию? В воздухе прямо-таки повисло невысказанное: «Но ведь это не игра!»
Как бы признавая, что ее слова прозвучали неуместно, Эмили пояснила:
— Надо решить, как вести себя с коммандером Дэлглишем и его группой. Я так поняла, что он приедет с группой?
— Я ожидаю, что их будет трое, — ответил Руперт. — Из столичной полиции позвонили и сообщили, что коммандер Дэлглиш привезет с собой детектива-инспектора и сержанта. Больше никого.
— Получается, что это группа довольно высокого ранга, не правда ли? Коммандер столичной полиции, и с ним — детектив-инспектор. А почему не местные силы? Им, по-видимому, дали какие-то объяснения?
Руперт ожидал этого вопроса, и ответ у него был готов:
— Думаю, это объясняется значительностью жертвы и тем, что попечители фонда настаивают на предельной осмотрительности и закрытости. Что бы ни сделал Дэлглиш, его действия вряд ли вызовут столько волнений и такую огласку, какие неминуемо возникли бы, если бы мы привлекли местные силы.
— Но это не очень порядочно, Руперт, — возразила Эмили. — Как в столичной полиции узнали, что Оливер умер? Очевидно, вы им позвонили? А почему не в управление полиции Девона и Корнуолла?
— А потому, Эмили, что по имеющейся у меня инструкции я обязан позвонить по определенному номеру телефона в Лондоне, если на острове случится что-либо, неприятно выходящее из ряда вон. Насколько я себе представляю, такова принятая здесь процедура.
— Да, но что это за номер? Чей это номер?
— Мне не сообщили чей. По инструкции я обязан доложить, без дальнейших разговоров. Прошу прощения, Эмили, но это согласуется с давно установившимся порядком действий, и я не собираюсь этот порядок нарушать. Я его не нарушил.
— Давно установившийся порядок? Впервые о таком слышу.
— Вероятно, потому, что ни одной кризисной ситуации такого значения раньше не возникало. Это совершенно разумная процедура. Вам лучше других известно, какие высокие гости иногда отдыхают на нашем острове. А принятая процедура имеет целью справиться с выходящей из ряда вон ситуацией эффективно, быстро и с максимальной осмотрительностью.
— Скорее всего Дэлглиш захочет допросить нас всех вместе, — сказала Эмили. — Я имею в виду всех — и сотрудников, и гостей.
— Понятия не имею, — ответил Мэйкрофт. — Наверное, сначала всех вместе, а потом, позднее, я думаю, и каждого по отдельности. Я уже связался с сотрудниками и договорился, чтобы все были здесь, в Кум-Хаусе. Это мне показалось целесообразным. Лучше всего будет воспользоваться библиотекой. И конечно, коммандеру надо будет допросить и гостей. Я не хотел тревожить Миранду Оливер, и она с Деннисом Тремлеттом сейчас у себя, в Перегрин-коттедже. Она ясно дала понять, что хочет побыть одна.
— Для Тремлетта, по-видимому, сделано исключение, — заметила Эмили. — Кстати, как Миранда приняла эту новость? Я полагаю, это вы с Гаем сообщили ей о смерти отца? Вы — как самый главный на Куме, а Гай — на случай какой-нибудь естественной реакции на шок. Очень разумно.
Мэйкрофту показалось, что в ее тоне слышатся иронические нотки. Он взглянул на Стейвли, но ответной реакции не получил.
— Да, — сказал он. — Мы пошли туда вместе. Это оказалось не так тяжело, как я опасался. Миранда, конечно, была потрясена, но нервного срыва не произошло. Она оставалась совершенно спокойной — стоически спокойной. На Тремлетта наше сообщение подействовало гораздо сильнее. Он взял себя в руки, но выглядел совершенно раздавленным. Я боялся, что он в обморок упадет.
— Он был ужасно испуган, — тихо сказал Стейвли.
А Мэйкрофт продолжал:
— Я заметил там одну довольно странную вещь. На мой взгляд, похоже было, что сегодня утром Оливер что-то сжег, перед тем как ушел из дома. В камине в гостиной была куча пепла и почерневшие остатки бумаги.
— А Миранда или Тремлетт что-нибудь по этому поводу сказали? — спросила Эмили. — Или вы им?
— Нет. Время казалось не очень подходящим для этого, тем более что сами они ничего не сказали.
— Очень сомневаюсь, что полицейские позволят им быть такими молчаливыми, — отреагировала на это Эмили.
Гай Стейвли молчал. Через несколько секунд Мэйкрофт снова заговорил, обращаясь к Эмили:
— Мисс Оливер настаивала на том, чтобы увидеть мертвого отца. Я попытался ее разубедить, но понимал, что не имею права запретить ей это. Мы втроем пошли в изолятор. Гай отогнул простыню так, чтобы видно было лицо до самого подбородка, но не была видна полоса от веревки. Мисс Оливер настояла, чтобы он отогнул простыню еще дальше. Она пристально разглядывала следы на шее, потом сказала: «Благодарю вас», и отвернулась. К отцу она не прикоснулась. Гай закрыл его простыней, и мы ушли.