— Оливер, разумеется, как-то использовал Милли, — сказал он. — Он не стал бы тратить столько времени ради удовольствия с ней беседовать.
«Но ему именно это и было нужно — ее беседа, — подумал Дэлглиш. — Если он задумал создать литературную Милли — персонаж своего нового романа, он уже знал ее характер лучше, чем свой собственный. Он уже знал, что она чувствует, что она думает. Но ему нужно было узнать, какими словами она это выражает».
Кейт заговорила, только когда они оказались в кабине лифта.
— Так, значит, с того времени, как Милли вернулась к себе в комнату, и до того, как она опустила записку в почтовый ящик Перегрин-коттеджа, любой желающий мог получить к ней доступ.
— Но, мадам, — сказал Бентон, — как такой желающий мог знать, что в почтовом мешке — записка? Разве кто-нибудь полез бы в этот мешок просто из любопытства? Никто не мог рассчитывать отыскать там хоть что-то ценное.
— Такую возможность следует учитывать, — заметил Дэлглиш. — Нам теперь известно, что Джаго совершенно точно знал о встрече, назначенной на восемь часов, и что Миранда и Тремлетт вполне могли знать о ней тоже, как и любой, кто видел, что в автотележке никого нет. Я могу понять, почему Джаго ничего не сказал, — он прикрывал Милли. Но если другие двое нашли и прочитали записку, почему они ничего не сказали? Конечно, возможно, что Оливер заглянул в почтовый ящик только утром, когда уходил из дома. Он мог выйти на раннюю прогулку, чтобы избежать встречи с дочерью. Прочитав записку Шпайделя, он обрел предлог, чтобы изменить свой план, и решил пойти к маяку пораньше.
Они пришли к Дэлглишу, в коттедж «Тюлень», и уже оттуда позвонили в Перегрин-коттедж. Трубку взяла Миранда Оливер. Она сказала, что вчера не слышала, как подъехала автотележка, но что тележка вообще никогда не подъезжала к крыльцу — дорожка слишком узкая, так что она и не могла бы ее услышать. Ни она, ни мистер Тремлетт не заглядывали в ящик для писем, и никто из них никогда не стал бы читать письма, адресованные ее отцу.
Кейт с Бентоном отправились вниз, в гавань, к коттеджу «У пристани». Они застали Джаго, когда он ощипывал сухие листья с гераней, росших в шести керамических горшках перед его домом. Герани выросли высокие, лохматые, с деревянистыми стеблями, но большая часть листвы была еще зеленой и сочной, а на тонких веточках еще виднелись некрупные цветы, создавая иллюзию лета. Выслушав пересказ признания Милли, Джаго сказал:
— Да, она рассказала мне про записку, и я посоветовал ей сразу же отвезти ее в Перегрин-коттедж. Я эту записку в глаза не видел и не читал. Не так уж это меня интересовало. — По его тону можно было предположить, что и сейчас это его не так уж интересует.
— Может в тот момент и не интересовало, — возразила Кейт, — но после смерти мистера Оливера вы наверняка поняли, что это жизненно важная информация. Не сообщить такую информацию — значит совершить нарушение закона, все равно что препятствовать полиции в проведении расследования. Вы же умный человек. Вы должны бы знать, как это выглядит.
— Я подумал, доктор Шпайдель сам вам об этом расскажет, когда объявится. Он ведь так и сделал, верно? Что тут делают гости, с кем они встречаются и где — меня не касается.
— Вы и потом ничего не сказали, когда вас после ленча всех вместе опрашивали, — заметил Бентон. — Вы ведь тогда могли нам рассказать или потом поговорить с нами наедине.
— Меня спросили, видел я мистера Оливера вчера вечером или сегодня утром. Я его не видел. И Милли тоже не видела.
— Вы же прекрасно знаете, — снова вступила Кейт, — что такую информацию следует немедленно сообщить. Почему вы этого не сделали?
— Я не хотел, чтобы кто-то добрался до Милли. Она ничего дурного не сделала. Жизнь здесь, на Куме, не очень-то легкая для девочки. И это означало бы подставить доктора Шпайделя, верно ведь?
— И вы этого делать не хотели?
— Ну не при всех же. И не в его отсутствие. Мне все равно, кто убил Натана Оливера, если его убили. И я считаю, вас бы тут не было, если бы он сам себя прикончил. Это ваша работа — найти, кто его подвесил. Вы за это зарплату получаете. Лгать вам я не буду, но помогать вам — не моя забота, тем более других подставлять и в дерьмо их окунать.
— Вы так ненавидели Оливера? — спросил Бентон.
— Можно и так сказать. Натан Оливер, может, и родился на этом острове, да только его папаша и мамаша приезжие были. Ни один из них корнуолльцем не был — ни Натан, ни его родители, чего бы он там ни говорил. Может, он не понимая, что в наших местах у людей долгая память. Да только я не убийца.
Он вроде бы собирался сказать что-то еще, но вместо этого снова склонился над горшками с геранью. Кейт взглянула на Бентона. Сейчас от Тэмлина ничего больше не услышишь. Она не без иронии в голосе поблагодарила Джаго, и они оставили его заниматься цветами.
Мэйкрофт предложил Дэлглишу и его сотрудникам пользоваться на острове велосипедами. На Куме имелось четыре велосипеда для гостей, всегда готовых к использованию. Однако Кейт, хотя и понимавшая, что время подгоняет, заявила, что они с Бентоном-Смитом пойдут в коттедж «Атлантик» пешком. Было что-то комическое в самой мысли о том, как они вдвоем жмут на педали, катя по узкой тропе опрашивать подозреваемых в убийстве. Она знала, что Дэлглиша вряд ли могла обеспокоить проблема потери лица, скорее его позабавил бы такой необычный способ передвижения. Сама же Кейт, хотя и сожалевшая, что не обладает его уверенностью в себе, предпочла пойти к Эмили Холкум пешком. В конце концов, идти придется не больше полумили. Им с Бентоном будет полезно прогуляться.
Первую сотню ярдов тропа шла почти у самого края скалы, и время от времени они ненадолго останавливались — посмотреть вниз на истрескавшийся слоистый гранит, на острые зубы утесов и на омывающий их прибой. Затем тропа свернула вправо, и теперь они шли по узкому, поросшему травой проходу, с правой стороны ограниченному резко поднимающимся вверх склоном взлобка, а с левой — невысокой живой изгородью из кустов боярышника и ежевики. Если бы Кейт сейчас сопровождал Пьер Таррант, они наверняка обсуждали бы ход расследования, свои первые впечатления от людей, странный узел на веревке… Но сейчас она предпочитала молчать, не размышлять вслух, пока Дэлглиш, по своему обыкновению, не соберет группу, а это скорее всего случится сегодня лишь поздно вечером. А завтра к полудню он получит заключение доктора Гленистер, и, если все сложится удачно, они смогут быть уверены, что расследуют не что иное, как убийство. Она понимала, что у Дэлглиша уже нет сомнений на этот счет. Не было их и у нее. Она предполагала, что и Бентон чувствует так же, но какой-то барьер, не вполне объяснимый ее более высоким чином, удерживал Кейт от того, чтобы спросить его, что он по этому поводу думает. Она понимала, что ей придется тесно сотрудничать с Бентоном. При том, что на острове их всего трое, без обычных участников расследования убийства — фотографов, специалистов по отпечаткам пальцев, оперативников — смешно соблюдать формальности, касается ли это статуса или распределения обязанностей. Проблемой, с точки зрения Кейт, было то, как сделать их отношения, какими бы официальными они ни были, наиболее гармоничными; главная же трудность заключалась в том, что никаких отношений просто не было. Бентон до этого работал с ней как член оперативной группы, расследовавшей убийство, лишь однажды. Тогда он проявил себя как знающий и расторопный сотрудник, не боящийся высказывать свое мнение и умеющий сосредоточить явно недюжинный интеллект на расследовании дела. Но она пока даже не начала узнавать или понимать его. Ей казалось, что он возвел вокруг себя некую ограду и вывесил на ней табличку: «Входа нет!»