В задней части магазина располагалась комната, в которой работали две женщины. Корделия могла наблюдать за ними через открытую дверь. Та из них, что была помоложе, «платиновая» блондинка, выполняла роль подручного палача, сортируя приготовленные к казни пышные розы по размеру и цвету. Ее старшая подруга отрезала головки цветов, протыкала их проволокой и пригвождала к венку в форме сердца. Корделия отвела глаза, чтобы не видеть этого варварства.
Непонятно, откуда за стойкой возникла полногрудая леди в розовом рабочем халате. Корделия обратилась к ней с заготовленной речью:
– Я от сэра Роналда Кэллендера из Гарфорт-хауса. 3 июня состоялась кремация его сына, и их старая няня прислала великолепный венок в форме креста из алых роз. Сэр Роналд хотел написать ей письмо, но, к сожалению, потерял адрес. Фамилия ее – Пилбим.
– Не припоминаю, чтобы мы выполняли подобный заказ к 3 июня.
– Будьте любезны, взгляните все же в регистрационной книге…
Молодая блондинка неожиданно оторвалась от работы и вмешалась в их беседу:
– Ищите фамилию Годдард.
– Не поняла, что ты там говоришь, Ширли? – сказала полногрудая дама довольно раздраженно.
– Я говорю, что ее фамилия Годдард. В карточке на венке было написано «от няни Пилбим», но заказ делала миссис Годдард. От сэра Роналда Кэллендера уже приходила одна леди и расспрашивала о ней. Я нашла для нее запись в книге: миссис Годдард, Лавендер-коттедж в Иклтоне. Крест из алых роз, стоимость – шесть фунтов стерлингов. Посмотрите в книге – сами увидите.
– Спасибо вам огромное, – торопливо сказала Корделия, кивнула на прощание и выскочила из магазина, опасаясь, что сейчас ее спросят о той, другой женщине, приходившей сюда из Гарфорт-хауса. Пусть цветочницы отведут душу и посудачат об этом после ее ухода. Лавендер-коттедж, Иклтон. Она несколько раз повторила про себя этот адрес, пока не оказалась на достаточном расстоянии от магазина, чтобы можно было спокойно остановиться и записать его.
Направляясь быстрым шагом к стоянке, она уже не чувствовала усталости. На карте Иклтон был обозначен как небольшая деревушка на границе графства Эссекс в каких-нибудь десяти милях от Кембриджа. Она будет там всего через полчаса.
Дорога отняла у нее чуть больше времени, чем она рассчитывала, но вскоре она уже въехала на центральную площадь Иклтона с маленькой каменной церковью, которую венчал непропорционально высокий шпиль. Она подумала было заглянуть внутрь церкви, но удержалась от искушения. Кто знает, может быть, как раз сейчас миссис Годдард собирается выйти из дома и отправиться автобусом в Кембридж. Нужно было скорее найти Лавендер-коттедж.
Это оказался не коттедж, а самый настоящий дом из темно-красного кирпича, стоявший в конце Хай-стрит. Звонка не было, ей пришлось постучать в дверь тяжелой медной ручкой в форме львиной головы. Ответ последовал не из Лавендер-коттеджа, а из соседнего домика, откуда появилась крошечная, почти совершенно беззубая старушка в цветастом халате и шлепанцах. На лице ее было изображено неизбывное любопытство ко всему, что происходит на свете.
– Вы к миссис Годдард? – спросила она.
– Да. Не подскажете ли, где ее можно найти?
– Она непременно должна быть сейчас на кладбище. Она всегда ходит туда по утрам в такую хорошую погоду.
– Я только что была у церкви, но никого там не видела.
– Храни вас Боже, мисс! Она вовсе не там. У церкви уже много лет никого не хоронят. Ее старик лежит на кладбище у Хинстон-роуд, и она сама будет там лежать, когда придет срок. Это место нетрудно найти. Идите все время прямо этой же дорогой…
– Спасибо, только сначала мне придется вернуться к церкви, где я оставила свою машину, – сказала Корделия. Она наверняка знала, что старушка будет издали наблюдать за ней, и решила объяснить, почему ей придется пойти в направлении, противоположном указанному. Старушка улыбнулась и закивала головой. Она стояла, опершись на калитку, и смотрела, как Корделия идет обратно по Хай-стрит, непрерывно кивая, отчего ее седой вихор плясал, поблескивая на солнце.
* * *
Кладбище она нашла действительно очень легко. Оставив «мини» прямо на газоне у дорожного указателя, она вернулась на несколько десятков метров назад к железным воротам. Сразу за ними стояла небольшая часовенка, а от нее тянулась аллея, по обе стороны от которой располагались ряды могил. Здесь было очень спокойно. Даже листва деревьев не нарушала тишины шелестом. Только с далекой отсюда железной дороги доносились иногда гудки локомотивов.
Помимо нее, на всем кладбище был только один человек – пожилая женщина, склонившаяся у одной из дальних могил. Корделия медленно пошла по направлению к ней. Понимая всю важность предстоящего разговора, она тем не менее не торопилась его начинать. Она подошла к старушке и остановилась рядом с ней.
Это была невысокого росточка, вся одетая в черное женщина. Ее старомодная соломенная шляпка была пришпилена к волосам огромных размеров булавкой. Она стояла на коленях спиной к Корделии, выставив подошвы давно потерявших первоначальную форму башмаков, из которых ее тощие ноги торчали, как две сухие ветки. Занята она была прополкой травы на могильном холмике. Пальцы сновали быстро, выдергивая микроскопические сорнячки. Рядом с ней стояла круглая корзинка, из которой торчали садовый совок и свернутая трубочкой газета. По временам она сбрасывала в корзинку пучки сорных растений.
Корделия молча разглядывала ее еще минуты две. Наконец старушка закончила свою работу и ладонями бережно поправила траву, поглаживая ее так нежно, словно боялась потревожить прах, лежавший под нею. На каменном надгробии были глубоко вырезаны слова: «Да святится память Чарлза Алберта Годдарда, возлюбленного мужа Анни, почившего 27 августа 1962 года в возрасте 70 лет. Спи спокойно».
Спи спокойно! Стандартная эпитафия для людей этого поколения. Покой всегда был для них пределом роскоши, благословением Божьим.
Откинувшись назад и удовлетворенно разглядывая плоды своего труда, старушка заметила наконец присутствие Корделии. Повернув к ней свое морщинистое лицо, она без тени неудовольствия, что ее потревожили за этим святым для нее обрядом, сказала:
– Камень-то какой чудесный, а?
– Да, я как раз обратила на это внимание.
– А буквы? Посмотрите, какие глубокие. Пришлось потратить уйму денег, но я ни капельки не жалею. Зато это на века. Почти на всех остальных здешних могилах надписи скоро повыветрятся. А что это за кладбище, где нельзя прочитать, кем были покойные, молодыми или старыми умерли, надолго ли жены пережили своих мужей? И какой прок в надгробии, если на нем ничего нельзя прочитать? Может показаться, что надпись поместили слишком высоко, но это только сейчас. Я нарочно попросила их оставить внизу место, чтобы можно было добавить мое имя, когда придет черед. Я даже заплатила им вперед.
– Тот крест из роз, что вы прислали на похороны Марка Кэллендера, был очень красив, – сказала Корделия.