Дэлглишу очень хотелось сказать: «Жаль, что у нас отменили смертную казнь. Вы могли бы приурочить публикацию романа к дате казни».
Миссис Питт-Каули, словно уловив его мысли, на миг приняла смущенный вид, потом пожала плечами и продолжала:
— Бедняжка Эсме, если у нее и правда возникла блестящая идея, как добиться бесплатной широкой рекламы, она в этом вполне преуспела. Жаль только, сама она от этого ничего не выиграет. Впрочем, это удача для ее наследников.
«Для вас тоже», — подумала Кейт и спросила:
— А кто получит ее деньги, вы знаете?
— Нет, она мне никогда об этом не говорила. Мардж — ее душеприказчица или кто-то из ее племянниц. Но я с благодарностью должна заявить, что после того, как я приобрела агентство, Эсме никогда не предлагала передать эту привилегию мне. Да я бы и не согласилась. Я многое делала для Эсме, но ведь всему есть предел. Если честно, вы просто не представляете, чего ждут от тебя некоторые писатели. Найди им заказы, устрой ток-шоу на ТВ, корми кошку, когда они отдыхать уезжают, подержи за руку во время развода. За десять процентов от продаж внутри страны я должна быть литагентом, нянькой, наперсницей, другом и т. д., и т. п. Мне известно, что родственников у нее нет, но у ее бывшего мужа есть дочь и внуки, где-то в Канаде, мне кажется. Не представляю, что Эсме могла бы им хоть что-то завещать. Но какие-то деньги у нее, несомненно, остались, и я думаю, их получит Мардж. А я могу договориться о переиздании ее ранних книжек.
— В конечном счете она оказалась выгодным клиентом, если не при жизни, то хотя бы после смерти, — сказал Дэлглиш.
— Забавный старый мир, не правда ли?
Произнеся эти слова, миссис Питт-Каули взглянула на часики и наклонилась, чтобы поднять с ковра портфель и сумочку. Однако Дэлглиш не был готов ее отпустить. Он спросил:
— Я думаю, миссис Карлинг рассказала вам об отмене ее встречи с читателями в Кембридже?
— Еще бы не рассказала! На самом деле она позвонила мне прямо из магазина. Я попыталась дозвониться Жерару Этьенну, но он, по-моему, уехал тогда на ленч. Я поймала его попозже днем. Эсме просто дар речи потеряла от ярости. И совершенно оправданно. «Певерелл пресс» придется много чего объяснить. Мне было жаль работников магазина, она, разумеется, на них все выплеснула, но они-то вряд ли были в этом виноваты. И все-таки можно в качестве довода сказать, что они могли бы позвонить в издательство сразу, как получили тот факс, и проверить, не розыгрыш ли это, да, наверное, так бы и сделали, если бы «Певерелл пресс» большого секрета из своих неприятностей не делало. Заведующий отсутствовал, когда пришел факс, а девушка, первой его увидевшая, естественно, предположила, что он не подделка. Ну, это ведь и не было подделкой в том смысле, что он на самом деле пришел из «Певерелл пресс». Чтобы Эсме успокоить, я ей пообещала, что сама переговорю об этом с Жераром. Ну, если бы не убийство, я так бы и сделала. Это каким-то образом отложило претензию Эсме до будущих времен. Я все же подниму этот вопрос в издательстве, только надо выбрать место и время. Ничего, если я теперь пойду? У меня и правда столик заказан.
— У меня к вам осталось совсем немного вопросов, — ответил Дэлглиш. — Какие отношения были у вас с Жераром Этьенном?
— Вы имеете в виду профессиональные отношения?
— Я имею в виду ваши отношения.
На миг Велма Питт-Каули застыла в абсолютном молчании. Они увидели, что она чуть заметно улыбается с нежностью и сладострастием. Воспоминание было явно приятным. Потом она сказала:
— Отношения были профессиональными. Думаю, мы общались по телефону в среднем раза два в месяц. В последние четыре месяца я с ним не виделась. Однажды мы провели ночь вместе. Это случилось почти год назад. Мы оба участвовали в издательской прогулке по реке. Остались на катере до самого конца. Почти до полуночи. Я была довольно пьяна. Но для Жерара спиртное не имело привлекательности, он не любил утрачивать контроль. Он предложил подвезти меня домой, и вечер закончился вполне банально. Думаю, вы назвали бы эту историю «однодневкой», только «однодневка» — не вполне подходящее слово. Больше это не повторялось.
— А кто-то из вас хотел повторения? — спросила Кейт.
— Да нет, пожалуй. На следующий день он прислал мне потрясающие цветы. Жерар был не особенно тонок, но мне кажется, это все же лучше, чем просто оставить пятьдесят фунтов на прикроватном столике. Нет, я не хотела, чтобы это продолжалось. У меня хорошо развито чувство самосохранения. Не хочу напрашиваться на сердечные муки. Но я подумала, лучше мне вам об этом рассказать. На катере было полно народу, кто-то мог догадаться, чем закончился тот вечер. Бог его знает, как такие вещи становятся всем известны, но ведь становятся же! Ну, если вам интересно, события той ночи и особенно следующего утра, которое мне запомнилось гораздо яснее, меня к нему скорее очень расположили, чем наоборот. Но не настолько расположили, чтобы я пригласила его встретиться еще раз. Я предполагаю, вы захотите спросить меня, где я была в тот вечер, когда он умер?
Дэлглиш с полной серьезностью ответил:
— Этим вы очень помогли бы расследованию, миссис Питт-Каули.
— Как ни странно, я присутствовала на том самом поэтическом вечере в «Коннот армз», где Габриел Донтси читал свои стихи. Я ушла вскоре после того, как он закончил свой номер. Я пошла на вечер с одним поэтом, во всяком случае, он сам о себе так говорит, и он захотел остаться, а с меня хватило шума, неудобных стульев и сигаретного дыма. Все там уже хорошо набрались, и конца этому вечеру видно не было. Думаю, я ушла около десяти и поехала домой. Так что алиби на остальную часть ночи у меня нет.
— А на прошлый вечер?
— Когда умерла Эсме? Но это же было самоубийство, вы сами так сказали.
— Как бы она ни умерла, полезно знать, где находились люди во время ее смерти.
— Но я же не знаю, когда она умерла! Я была в агентстве до шести тридцати, а потом поехала домой. Сидела дома весь вечер, совершенно одна. Вы это хотели от меня услышать? Послушайте, коммандер, я в самом деле должна уйти.
— Еще только два последних вопроса, — сказал Дэлглиш. — Сколько существовало копий романа «Смерть на Райском острове» и был ли экземпляр миссис Карлинг достаточно разборчив?
— Мне думается, существовало в общей сложности восемь экземпляров. Пять из них я должна была отправить в «Певерелл пресс» — по экземпляру каждому из директоров. Не понимаю, почему они сами не могли рукопись скопировать, но так им нравится. У меня оставалась всего пара экземпляров. У Эсме всегда был собственный экземпляр, переплетенный в голубой картон. Переплетенная копия не очень-то годится для редактирования. Наоборот, это чертовски неудобно. Издатели и корректоры предпочитают, чтобы рукописи представляли им в виде сколотых вместе отдельных глав или совсем не сколотых. Но Эсме всегда хотела иметь для себя переплетенный экземпляр.
— А когда вы заехали сюда, к миссис Карлинг, пятнадцатого октября, на следующий вечер после смерти Жерара Этьенна, у вас создалось впечатление, что она не хотела передать вам рукопись, вроде бы притворившись, что не может ее найти, или что у нее и в самом деле не было при себе рукописи?