— Роман «Смерть на Райском острове»? Я уже отказался его принять. Я полагал, что мы об этом договорились.
— Нет, мы об этом не договорились, — спокойно и очень медленно произнес Де Уитт, словно обращаясь к разбаловавшемуся ребенку. — Мы очень коротко обсудили этот вопрос и отложили решение.
— Как и многие другие наши решения. Вы четверо напоминаете мне известное определение совещания — собрание людей, не торопящихся сменить приятность беседы на ответственность за поступок или трудное решение. Что-то вроде того. Вчера я поговорил с литагентом Эсме и сообщил ей эту новость. Подтвердил это письменно, в двух экземплярах — агенту и самой Карлинг. Я так понимаю, что ни один из вас не станет утверждать, что Карлинг — писательница хорошая или хотя бы дающая прибыль. Лично я предпочитаю то или другое, а лучше всего — и то и другое.
— Мы издавали книги и похуже, — сказал Де Уитт.
Этьенн повернулся к нему и произнес с нескрываемой издевкой:
— Бог знает почему вы ее поддерживаете, Джеймс! Вы же принципиально стоите за то, чтобы публиковать художественную литературу, номинантов на премию Букера, сентиментальные романчики для ублажения литературных мафиози. Пять минут назад вы упрекали меня за попытку опубликовать Себастиана Бичера. Вы же не станете утверждать, что «Смерть на Райском острове» повысит репутацию «Певерелл пресс»? Я вот что хочу сказать: я понимаю так, что вы сами не считаете этот роман достойным премии компании «Уайтбред» [58] в качестве «книги года». Между прочим, я с гораздо большей симпатией отнесся бы к вашим так называемым «букеровским книгам», если бы они хоть иногда попадали в Букеровский шорт-лист. [59]
Джеймс спокойно ответил:
— Возможно, наступило время нам с ней расстаться, с этим я согласен. Возражаю я не против результата, а против способа, каким вы этого результата добиваетесь. Если припоминаете, на прошлом заседании я предлагал, чтобы мы опубликовали новую книгу Эсме, а затем достаточно тактично сообщили бы автору, что закрываем серию популярного детектива.
— Вряд ли это прозвучало бы убедительно, — сказала Клаудиа. — Карлинг — единственный автор в этой серии.
Джеймс продолжал, обращаясь непосредственно к Жерару:
— Книга нуждается в тщательном редактировании, но Эсме примет правку, если это сделать тактично. Сюжет следует усилить, средняя часть слабовата. Но описание острова очень хорошо. И Карлинг прекрасно создает атмосферу нависшей угрозы. Характеристика персонажей здесь значительно лучше, чем в предыдущем романе. Мы ничего не потеряем на этой книге. Мы издавали Эсме тридцать лет. Это очень давняя связь. Мне хотелось бы, чтобы она закончилась доброжелательно и великодушно. Вот и все.
— Она уже закончилась, — ответил Жерар Этьенн. — К тому же мы — издательство, а не благотворительное заведение. Мне жаль, Джеймс, но Карлинг должна уйти.
— Вы могли бы дождаться совещания Книжной комиссии, — возразил Де Уитт.
— Я, возможно, и подождал бы, если бы ее литагент не позвонила. Карлинг срочно понадобилось узнать срок выхода книги и что мы предполагаем сделать, чтобы организовать ее презентацию. Презентацию! Тут больше подошли бы поминки! Не было смысла кривить душой. Я прямо сказал ее литагенту, что книга не соответствует уровню и мы не собираемся ее публиковать. Вчера я письменно подтвердил это решение.
— Она плохо это воспримет.
— Разумеется, она плохо это воспримет. Писатели всегда плохо воспринимают отказ. Они считают его равным детоубийству.
— А что у нас с ее уже опубликованными книгами?
— А вот тут мы еще можем сделать кое-какие деньги.
Неожиданно снова заговорила Франсес Певерелл:
— Джеймс прав. Мы договорились обсудить этот вопрос снова. У вас не было абсолютно никаких полномочий говорить с Эсме Карлинг или с ее агентом — Велмой Питт-Каули. Мы вполне могли бы издать ее новый роман, а потом мягко сообщить ей, что это — в последний раз. Габриел, вы ведь согласны? Вы ведь тоже думаете, что нам следует принять «Смерть на Райском острове»?
Все четверо компаньонов смотрели на Донтси в ожидании того, что он скажет, словно он представлял здесь последнюю инстанцию — апелляционный суд. Старик сидел, погрузившись в бумаги, но теперь поднял голову и улыбнулся Франсес:
— Я не думаю, что это смягчило бы удар, а вы? Ведь отвергают не автора. Отвергают книгу. Если мы опубликуем этот ее новый роман, она преподнесет нам следующий, и перед нами встанет та же проблема. Жерар действовал поспешно и, как мне представляется, не особенно деликатно, но я думаю, что решение было правильным. Роман либо стоит печатать, либо нет.
— Рад, что мы хоть что-то уладили. — Этьенн принялся складывать бумаги.
— Если только вы понимаете, что это единственное, что мы уладили, — откликнулся Де Уитт. — Больше никаких переговоров о продаже Инносент-Хауса до тех пор, пока мы не проведем очередное совещание и вы не представите нам необходимые цифры и полный бизнес-план.
— Вы получили бизнес-план. Я представил его вам месяц назад.
— Этот план нам непонятен. Мы встречаемся через неделю. Было бы полезно, если бы вы раздали нам материалы днем раньше. И нам нужны альтернативные предложения. Один план на случай продажи Инносент-Хауса, другой — если продавать дом не станем.
— Второй представить легко, — сказал Этьенн. — Либо мы договариваемся со Сколлингом, либо объявляем себя банкротами. А Сколлинг не из терпеливых.
— Успокой его обещанием, — посоветовала Клаудиа. — Скажи ему: если мы решим продавать дом, он получит право первого выбора.
Этьенн улыбнулся:
— Ну уж кет. Не думаю, что мог бы дать ему такого рода обещание. Как только всем станет известно, что он проявляет интерес к этому дому, мы сможем набавить еще тысяч пятьдесят. Не очень уверен, что получится, но как знать? Я слышал, что Музей Грейфрайерз ищет помещение, чтобы разместить свою коллекцию картин на морские темы.
— Мы не собираемся продавать Инносент-Хаус, — заявила Франсес Певерелл. — Ни Гектору Сколлингу, ни кому бы то ни было еще. Только через мой труп. Или — ваш.
В секретарской комнате Мэнди Прайс подняла голову, когда вошла Блэки, и увидела, как та с пылающим лицом прошла к своему столу, села за компьютер и застучала по клавишам. Минуту спустя ее любопытство одержало верх над сдержанностью, и Мэнди спросила:
— Что случилось? Я думала, вы всегда ведете записи на совещаниях директоров.
Голос Блэки звучал странно: он был хриплым и в то же время в нем была слабая нотка мстительного удовлетворения.