Предоставив полицейским заниматься обыском, он опустился рядом с трупом на колени, с минуту пристально вглядывался в лицо, затем, осторожно протянув руку, коснулся щеки. Непонятно, что это было — игра воображения или румянец на лице, только Дэлглишу показалось, что щека под его пальцами чуть теплая. Или это теплота его собственных пальцев на несколько секунд наделила иллюзорной жизнью мертвую плоть? Он провел рукой вдоль челюсти, осторожно, стараясь не сдвинуть змею. Челюсть подалась под его легким нажимом, плоть, ее покрывавшая, была мягкой.
Он кивнул Кейт и Дэну:
— Посмотрите, что вы можете сказать о челюсти? Только осторожно. Не сдвиньте змею. Мне надо, чтобы она оставалась на месте, пока не проведут аутопсию.
Они по очереди — Кейт первой — опустились на колени, потрогали челюсть, вгляделись в лицо, положили ладони на обнаженный торс.
— Rigor mortis [69] в верхней части тела установилось полностью, — сказал Дэниел, — однако челюсть подвижна.
— А это значит?
На этот раз ответила Кейт:
— Кто-то нарушил окоченение в области подбородка через несколько часов после смерти. Предположительно это было необходимо, чтобы затолкать в рот змею. Только зачем было так стараться? Достаточно ведь просто обмотать змею вокруг шеи. Эффект получился бы тот же самый.
— Это выглядело бы не так драматично, — заметил Дэниел.
— Возможно. Но то, что рот был раскрыт силой, доказывает, что кто-то подходил к трупу через несколько часов после того, как наступила смерть. Это мог быть убийца… если это — убийство. Это мог быть кто-то другой. Мы никогда не заподозрили бы, что кто-то подходил к трупу второй раз, если бы змея была просто обернута вокруг шеи.
— Может быть, именно об этом убийца и хотел дать нам знать, — предположил Дэниел.
Дэлглиш внимательно разглядывал змею. Она была около пяти футов длиной и явно предназначалась для зашиты от сквозняков. По зеленому бархату верхней части ее туловища шли полосы, а нижняя часть была из какого-то более грубого коричневатого материала. Под бархатом ощущалась негладкая, как бы зернистая поверхность.
Из помещения архива донеслись медлительные шаги.
— Вроде бы док Уордл прибыл, — сказал Дэниел.
Док Уордл был очень высок — под два метра ростом. Внушительная голова возвышалась над широкими костистыми плечами, на которых, как на проволочной вешалке, болтался плохо сшитый из тонкого материала пиджак. Крючковатый, в рытвинах нос, грубый голос и пронзительные глаза под кустистыми бровями — они были такими яркими, светились такой неуемной энергией, что казалось, жили своей отдельной, собственной жизнью — делали его похожим на карикатурного раздражительного полковника. Его рост мог бы стать ему помехой в работе — ведь трупы довольно часто обнаруживаются в самых неудобных местах — в канавах, в канализационных люках, в шкафах и самодельных могилах, — однако его длинное тело могло с неожиданной легкостью и даже изяществом протиснуться в самое малодоступное место. Сейчас он пристально оглядывал комнату, явно не одобряя ее абсолютную простоту и то неприятное дело, из-за которого ему пришлось оторваться от микроскопа. Потом он опустился рядом с трупом на колени и с мрачным вздохом произнес:
— Вы, конечно, спросите меня о приблизительном времени смерти, коммандер. Это всегда первый вопрос после «Он мертв?». Так вот — да, он мертв. Это единственный факт, по поводу которого мы все можем быть согласны. Тело холодное, rigor mortis установилось полностью. За одним интересным исключением, но об этом поговорим позже. Его состояние позволяет предположить, что смерть наступила тринадцать или пятнадцать часов тому назад. В комнате тепло — слишком тепло для этого времени года. Температуру измерили, да? Двадцать шесть градусов. Этот факт, как и то, что метаболизм к моменту смерти скорее всего шел вполне активно, и мог задержать наступление окоченения. Вы, несомненно, успели уже обсудить имеющуюся интересную аномалию. И все-таки расскажите мне об этом, коммандер. Расскажите об этом. Или вы, инспектор. Я вижу — вам не терпится это сделать.
Дэлглиш был почти уверен, что Уордл добавит: «Это было бы слишком — надеяться, что вы удержались и не трогали тело». Он взглянул на Кейт. Она сказала:
— Челюсть подвижна. Rigor mortis лица, подбородка и шеи наступает примерно через пять-семь часов после смерти и полностью устанавливается примерно через двенадцать часов. Оно исчезает в той же последовательности. Так что оно либо уже проходит в области челюсти, что указывало бы на более раннее — часов на шесть — время смерти, либо рот был раскрыт с применением силы. Я бы сказала, что произошло именно последнее. Лицевые мышцы неподвижны.
— Я иногда удивляюсь, коммандер, зачем вы вообще вызываете патологоанатома, — сказал Уордл.
Кейт, не смутившись, продолжала:
— Это может означать, что голову змеи затолкнули в рот этого человека не в момент смерти, а пять-семь часов спустя. Так что удушение не может быть причиной смерти. Во всяком случае, не удушение с помощью змеи. Но мы и не думали, что это было причиной.
— Пятна на лице и на теле и само положение трупа, — сказал Дэлглиш, — позволяют предположить, что тело лежало лицом вниз и было впоследствии перевернуто. Интересно было бы выяснить — почему?
— Легче было уложить змею, вставить ее голову ему в рот, так? — предположила Кейт.
— Возможно.
Пока док Уордл продолжал осмотр, Дэлглиш не произнес ни слова. Он и так уже посягнул на большую часть территории патологоанатома, чем было позволительно. У него практически не было сомнений о причине смерти, и сейчас он думал, что именно — осторожность или своенравие — заставляет Уордла молчать об этом? Теперешний случай был далеко не первым из известных им обоим случаев смерти в результате отравления угарным газом. Посмертная синюшность, более, чем обычно, выраженная в результате замедленного оттока крови, розовато-красные пятна на коже, такие яркие, что труп казался раскрашенным, убедительно говорили сами за себя: ошибки здесь быть не могло.
И тут Уордл сказал:
— Прямо по учебнику, верно? Вряд ли требуется судебный патологоанатом, да и коммандер тоже, чтобы диагностировать отравление угарным газом. Только не стоит нам пока так уж радоваться. Давайте сначала водрузим его на стол, ладно? Тогда пиявки-лаборанты возьмут у него пробы крови и дадут нам ответ, на который мы сможем вполне положиться. Вы хотите, чтобы эта змея так и осталась у него во рту?
— Думаю, да. Мне хотелось бы, чтобы ее не трогали до конца вскрытия.
— А вскрытие, несомненно, следует провести немедленно или еще скорее? Ведь вы этого хотите?
— Как всегда.
— Могу провести вскрытие сегодня вечером. Нас пригласили на прием в шесть тридцать, но он не состоится — хозяйка неожиданно заболела: грипп. Во всяком случае, она так объясняет отмену. В шесть тридцать, в нашем морге, если вы сможете приехать к этому времени. Я им позвоню, скажу, что мы к ним собираемся. А что, труповозку вызвали?