— Какой такой несчастный случай? Вы предполагаете, это был несчастный случай? Какой? Что с Жераром случилось?
Казалось, Франсес съежилась на своем стуле, но голос ее был тверд:
— Я не знаю. Меня ведь при этом не было, не правда ли? Я всего лишь высказала предположение.
— Чертовски глупое предположение!
— Клаудиа! — Тон у Де Уитта был не строгий, а мягко увещевающий. — Нам сейчас не следует ссориться. Нам нужно сохранять спокойствие и держаться вместе.
— Как это — держаться вместе? Дэлглиш захочет говорить с каждым из нас по отдельности.
— Не физически вместе, а как партнеры. Как единая команда.
Франсес сказала снова, будто Де Уитт вовсе ничего не говорил:
— А может быть, инфаркт. Или инсульт. Это иногда случается с самыми здоровыми людьми.
— У Жерара было абсолютно здоровое сердце, — ответила Клаудиа. — Со слабым сердцем не взбираются на Маттерхорн. [75] И я не могла бы себе представить менее подходящий объект для инсульта.
Успокаивающим тоном вступился Де Уитт:
— Нам пока еще не известна причина смерти. Мы не узнаем, как он умер, пока не проведут аутопсию. А тем временем что нам-то здесь делать?
— Продолжать. Продолжать работать, — откликнулась Клаудиа.
— При условии, что мы сохраним штат сотрудников. Люди могут не захотеть остаться, если полиция заявит, что смерть Жерара не была естественной.
Смех Клаудии прозвучал громко и отрывисто, как рыдание:
— Естественной? Разумеется, она не была естественной! Его нашли мертвым, полуголым и со змеей вокруг шеи, а ее голова была засунута ему в рот! Даже самый доверчивый полицейский не смог бы назвать эту смерть естественной.
— Я просто хотел сказать — если наши сотрудники заподозрят, что это убийство. У всех у нас в головах крутится это слово. Пора бы уже кому-то произнести его вслух.
— Его убили? — спросила Франсес. — С какой стати кому-то понадобилось его убивать? И крови же нигде видно не было, правда? И оружия не нашли. И никто не мог его отравить. Каким ядом? И когда он мог его выпить?
— Есть и другие способы, — ответила ей Клаудиа.
— Вы хотите сказать, что его задушили? Шипучим Сидом? Но ведь Жерар был очень сильный. Чтобы его задушить, надо было сначала его одолеть. — Никто ей не ответил, и она продолжала: — Послушайте, я не понимаю, почему вы оба так держитесь за предположение, что Жерара убили.
Де Уитт подошел и сел рядом с ней. Он заговорил очень мягко:
— Франсес, никто не держится за это предположение. Мы просто пытаемся рассмотреть и такую возможность. Но вы, разумеется, правы, лучше всего подождать, пока мы не узнаем, как он на самом деле умер. Для меня загадка, как он вообще оказался в малом архивном кабинете. Не помню, чтобы он когда-нибудь поднимался на верхний этаж. А вы, Клаудиа?
— Нет. И не может быть, чтобы он там работал. Если бы он решил пойти наверх работать, он не оставил бы ключи в правом верхнем ящике стола. Вы же знаете, как он был пунктуален в вопросах безопасности. Ключи лежали в этом ящике, только когда он работал у себя за столом. Если он уходил из кабинета, не важно, надолго или нет, он надевал пиджак и клал связку ключей обратно в карман. Нам всем не раз приходилось это видеть.
— То, что его нашли в малом архивном, — заметил Де Уитт, — вовсе не обязательно значит, что он умер именно там.
Клаудиа подошла и села напротив, перегнувшись к нему через стол:
— Вы хотите сказать, что он умер у себя в кабинете?
— Умер или был убит в кабинете, а затем перенесен в малый архивный кабинет. Он мог умереть естественной смертью у себя за столом — от инфаркта или от инсульта, как предположила Франсес, а затем его тело перенесли наверх.
— Но это потребовало бы недюжинной силы.
— Нет, если воспользоваться тележкой для перевозки книг и поднять тело на лифте. Около лифта почти все время стоит такая тележка.
— Но ведь полиция всегда может сказать, переносили тело после смерти или нет, разве не так?
— Так, если труп находят не в доме. Тогда остаются следы почвы, веточки, примятая трава, признаки того, что тело тащили… Не уверен, что это так же легко определить, если труп обнаруживают в здании. Но это — одна из возможностей, которую полицейские, видимо, примут во внимание. Думаю, рано или поздно они снизойдут до того, чтобы хоть что-то нам сообщить. Они там, наверху, не очень-то торопятся.
Эти двое разговаривали друг с другом так, будто в зале больше никого не было. Неожиданно Франсес сказала:
— Вам непременно надо обсуждать это так, словно смерть Жерара — просто головоломка или детективная история, что-то такое, что мы прочли или видели по телевизору? Мы же говорим о Жераре, не о ком-то чужом, не о персонаже какой-то пьесы! Жерар умер. Он лежит наверху с этой кошмарной змеей вокруг шеи, а мы сидим тут, как будто нам это безразлично.
Клаудиа обратила на нее задумчивый, чуть презрительный взгляд:
— А чего вы, собственно, от нас ждете? Чтобы мы сидели тут молча? Или читали хорошую книгу? Узнали у Джорджа, не пришли ли свежие газеты? По-моему, разговор помогает. Жерар — мой брат. Если я способна — в разумных пределах — хранить спокойствие, то и вы можете. Вы, хоть и не так уж долго, делили с ним постель, но вы никогда не были частью его жизни.
— А вы, Клаудиа? Или кто-то из нас? — тихо спросил Де Уитт.
— Нет. Но когда до меня дойдет, что он и правда умер, когда я до конца поверю, что это действительно произошло, я стану горевать о нем, можете не сомневаться. А пока — нет. Не сейчас и не здесь.
Все это время Габриел Донтси сидел молча, не поворачивая головы, смотрел за окно — на Темзу. Сейчас он впервые заговорил, и все они повернулись и посмотрели на него, как бы вдруг вспомнив, что он тоже здесь. Он спокойно сказал:
— Я думаю, он мог умереть от отравления угарным газом. Цвет кожи ярко-розовый — это один из явных признаков, к тому же в комнате было необычайно тепло. Вы не заметили, Клаудиа, что в комнате необычайно тепло?
Какое-то мгновение все молчали. Потом Клаудиа ответила:
— Я очень мало что заметила, кроме Жерара и этой змеи. Вы хотите сказать, что он отравился газом?
— Да, я хочу сказать, что он отравился газом.
Два последних слова будто прошипели в воздухе.
— Но разве новый газ со дна Северного моря не безвреден? — спросила Франсес. — Я думала, теперь уже невозможно покончить с собой, засунув голову в духовку.
Объяснять принялся Де Уитт:
— Этот газ не отравляет дыхание. Он абсолютно безопасен при условии, что им правильно пользуются. Но если Жерар включил газовый камин, а комната не проветривалась, как надо, камин мог гореть неправильно и вырабатывать угарный газ. Жерар мог утратить ориентацию и потерять сознание, прежде чем понял, что происходит.