— Про что? Что он плакал?
— Про письмо. Я ничего им про него не сказала.
— Ты только про это им не сказала?
— Да, — солгала Блэки. — Только про это.
— Думаю, ты была права. — Миссис Уиллоуби удобно сидела в кресле, расставив мощные ноги и прочно уперев их в пол; она протянула руку за бутылкой виски и рассудительно заметила: — Зачем по собственной воле предлагать информацию, которая к делу не относится и даже может ввести в заблуждение? Конечно, если они прямо тебя спросят, придется сказать правду.
— Так я и подумала. Тем более что мы еще точно не знаем, убийство это или нет. Ну, я хочу сказать, он ведь мог умереть от естественных причин — от инфаркта, например, а потом кто-то обмотал ему змею вокруг шеи. Кажется, так большинство у нас и думает. Такое как раз мог бы сделать наш издательский шутник.
Однако миссис Уиллоуби тотчас же отвергла эту удобную теорию:
— О, я думаю, мы с полным основанием можем быть уверены, что это — убийство. Что бы ни произошло с трупом впоследствии, полиция не стала бы так надолго задерживаться у вас в издательстве, да еще на таком высоком уровне, если бы были какие-то сомнения на этот счет. А коммандер Дэлглиш… Я о нем слышала. Они не послали бы офицера такого высокого ранга, если бы считали, что это смерть из-за естественных причин. Ты, конечно, сказала, что сам лорд Стилгоу позвонил в Скотланд-Ярд. Возможно, это имело какое-то влияние на полицию. Титул все еще сохраняет у нас свою силу. Разумеется, нельзя исключить самоубийство или несчастный случай, но то, что ты рассказала, по-моему, не похоже ни на то, ни на другое. Нет, если хочешь знать мое мнение, это — убийство, и совершил его кто-то из своих.
— Но не Сидни. Сидни Бартрум мухи не обидит.
— Может быть. Но он мог бы прихлопнуть кого-то покрупнее и поопаснее мухи. Ну, все равно полиция проверит алиби всех ваших сотрудников. Жаль, что ты вчера пошла делать покупки в Уэст-Энде, а не приехала прямо домой. Я полагаю, никто — ни в «Либерти», [82] ни у «Эйгера» [83] — не сможет замолвить за тебя словечко?
— Не думаю. Понимаешь, я же ничего так и не купила. Я просто зашла посмотреть, а народу в магазинах было полным-полно.
— Смешно, конечно, даже думать, что ты имеешь какое-то отношение ко всему этому, но полиция должна подходить ко всем с одной и той же точки зрения, по крайней мере поначалу. Впрочем, ладно, нет смысла волноваться, пока мы точно не узнаем время смерти. Кто видел его последним? Это уже установили?
— Мисс Клаудиа, кажется. Она обычно уходит одной из последних.
— Ну и, конечно, его убийца. Интересно, как ему удалось заманить свою жертву в малый архивный кабинет? Думаю, именно там он и умер. Если предположить, что он был удавлен или задушен при помощи Шипучего Сида, тогда, значит, убийце надо было сначала его одолеть. Молодой и сильный человек не ляжет послушно на пол, чтобы позволить себя задушить. Его, конечно, могли чем-то опоить или оглушить ударом, достаточно сильным, чтобы лишить его сознания, но не таким сильным, чтобы повредить кожу головы.
Миссис Уиллоуби, жадно поглощавшая детективные романы, хорошо знала вымышленных убийц, овладевших этим трудным приемом. Она продолжала рассуждать:
— Наркотик, конечно, могли подсыпать ему в вечерний чай. Порошок должен был быть безвкусным и очень медленно действующим. Очень трудная задача. Или опять же его могли задушить чем-то мягким, что не оставляет следов, чем-то вроде чулка или колготок. Убийца не мог воспользоваться шнуром или веревкой — под змеей след виднелся бы слишком явно. Надеюсь, полицейские приняли все это во внимание.
— Я не сомневаюсь, что они обо всем подумали, Джоан.
Потягивая виски, Блэки размышляла о том, какое успокаивающее действие оказывают на нее неприкрытый интерес и свободные рассуждения Джоан об этом преступлении. Нет, не зря целых пять полок в спальне кузины были заняты детективными романами в бумажных обложках: Агата Кристи, Дороти Л. Сэйерс, Марджери Эллингэм, Нгайо Марш, Джозефина Тей и несколько совсем новых авторов, которых Джоан сочла достойными соседствовать с этими знаменитыми практиками в области вымышленных убийств, представителями Золотого века детективной литературы. И в конце-то концов, почему Джоан должна испытывать личное горе? Она только один раз приезжала в Инносент-Хаус, три года назад, когда присутствовала на рождественском вечере для сотрудников издательства. Она знала не очень многих из них, да и то лишь по именам. И пока она так рассуждала, ужасные события в Инносент-Хаусе начинали казаться Блэки чем-то далеким, нереальным, нестрашным, каким-то остросюжетным литературным вымыслом, не несущим с собой ни горя, ни боли, ни утраты; чувство вины и страха словно дезинфицировалось, и все происшедшее съежилось до размеров изобретательной головоломки. Она смотрела, не отрываясь, на пляшущие в камине языки пламени, из которых, казалось, ей навстречу поднимается мисс Марпл [84] с сумочкой, бережно прижатой к груди; добрые, мудрые, старые глаза внимательно вглядываются в глаза Блэки, успокаивая ее, уверяя, что нечего бояться, что все будет хорошо.
Тепло камина и виски рождали сонное умиротворение. Голос кузины, казалось, доносился откуда-то издалека по телефону, а порой совсем затихал. Если они не примутся сейчас за обед, она заснет тут же, на месте. Стряхнув сонливость, она спросила:
— Не пора ли нам подумать о еде?
Они встретились в 6.15 на лестнице, спускающейся к реке у Гринвич-Стейшн, между глухой стеной и стапелем эллинга. Место было уединенное, очень удобное для такой встречи. Там был небольшой песчаный пляж, и даже теперь, по дороге домой, отъехав далеко от реки, он все еще слышал тихий плеск небольших, обессилевших волн, шорох и жестяной перестук гальки, уносимой от берега отливом. Габриел Донтси приехал первым к назначенному времени, но даже не повернул головы, когда Сидни Бартрум подошел к нему сзади и встал рядом. Когда он заговорил, тон его был мягким, почти извиняющимся:
— Я подумал, что нам надо поговорить, Сидни. Я видел, как вы входили в Инносент-Хаус вчера вечером. Окно моей ванной выходит на Инносент-лейн. Я случайно взглянул в окно и увидел вас. Было примерно без двадцати семь.
Сидни знал, о чем пойдет речь, и теперь, когда ожидаемые слова были произнесены, он выслушал их с чувством, очень похожим на облегчение.
Он ответил, всей душой желая, чтобы Донтси ему поверил: