— Это бессмысленно, — возразил Догерти.
Но остальные убедили его, что Дюмэн прав, и увели боксера в бильярдную, а коротышка-француз, набравшись храбрости и сжав зубы, направился к столику Лили.
Лиля была возбуждена, как выразился Догерти — «вся сияла». На ней было платье из очень мягкой темно-коричневой ткани со свободными рукавами и воротником, украшенное на груди кремовыми кружевами.
Ее глаза поблескивали, а губы были полуоткрыты, словно в предвкушении чего-то необыкновенно приятного. Должно быть, она как раз думала о том, что в двенадцать часов будет обедать с Ноултоном.
Когда к ее столику приблизился Дюмэн, она подняла голову и мило улыбнулась.
— Вы — сама элегантность, — промолвил коротышка, восхищенно ее оглядывая.
— Какой же француз может обойтись без комплиментов? — парировала Лиля.
— Нет, действительно так, — возразил Дюмэн и напрямик спросил: — Вы были дома вчерашний вечер?
Лиля изобразила на лице удивление и ответила:
— Отчего же — нет. Была на концерте.
Дюмэн не стал откладывать дело в долгий ящик:
— Я знай, с этим Ноултон.
Лиля ничего не ответила. О Ноултоне Рыцари с ней уже много дней не говорили.
— Так или нет? — продолжал настаивать Дюмэн.
— Да, — призналась она.
Коротышка-француз продолжил:
— Вы должны извинить меня, что я говорить так откровенно. Когда-то давно мы сказаль, что он не ошень хороший, но вы продолжает с ним встречаться. Дорогой мадемуазель, вы думаете, мы не знаем? Мы же только о вас позаботиться.
— Но зачем? — возмутилась Лиля. — Знаете, мистер Дюмэн, если кто-то еще будет говорить со мной таким образом, я не на шутку рассержусь. Но я знаю, что вы делаете это из добрых чувств, и поэтому пока не стану вас обижать. Но буду вынуждена сделать это, если еще раз речь зайдет о Ноултоне. Он тоже мой друг.
— Только это? — требовательно спросил Дюмэн.
— «Только» — что вы имеете в виду?
— Только друг?
— А кем еще он может быть?
— Мой бог! — взорвался Дюмэн, возмущенный ее деланым притворством. — Кем еще? Что, по-вашему, может хотеть шеловек вроде Ноультон от такой симпатишный девушка, как вы? Дружбы! Ха! Это такой дружба, что…
Но, увидев побледневшие щечки Лили и ее сверкнувшие глаза, он осекся. Она ничего не говорила, да в этом и не было необходимости. Дюмэн в течение нескольких секунд выдерживал ее взгляд, а потом стремительно обратился в бегство.
Приятели ждали его в бильярдной, которая в это время — в одиннадцать часов утра — была почти пустой. Они окружили француза и стали требовать отчета о его успехах.
— Остается сделать только одна вещь, — вздохнул Дюмэн, — приконшить этот Ноультон. Она ошень рассердилась. Последние два месяца я думаль, что лучше повременить, но сейчас — она его любит. Это видно по ее глазам. Он есть большой негодяй!
— Впервые за долгое время услышал от тебя нечто разумное, — сделал вывод Догерти.
— Думаю, и я тоже, — кивнул Дрискол.
— И я, — добавил Дженнингс.
— Что она сказала? — спросил Бут.
— Ничего. Только посмотрела. И во мне словно дырка образовалась от ее взгляда. Не есть хорошо с ней говорить.
В этот момент в бильярдную вошел Шерман.
— Тебя-то обращать в другую веру не надо! — воскликнул Дженнингс, поздоровавшись с ним.
— В чем дело? — нахмурился Шерман.
— Ну, этот Ноултон. Мы решили с ним разобраться. Он вчера вечером был с мисс Уильямс.
— Думаете, это для меня новость? — хмуро заметил Шерман.
— А откуда ты знаешь?
— Я его видел. Думаете, все такие слепые, как вы? Он также проводил с ней вечера среды и понедельника.
— Где? — требовательным тоном спросил Догерти.
— Не важно где. Так или иначе, они были вместе.
Полагаю, теперь вы готовы меня выслушать, — оскалился Шерман. — Когда все будет сделано и я устрою ему ловушку, вам самим захочется захлопнуть мышеловку.
— Не гони лошадей, — посоветовал Догерти. — Что за ловушка? И что ты подразумеваешь под словом «сделано»? Если ты такой умный, то почему нас не посвятишь в курс дела?
— Чтобы Дюмэн и Дрискол побежали к Ноултону и все ему рассказали? — усмехнулся Шерман. — Нет уж.
Я не из таких. Теперь я могу накрыть Ноултона, когда захочу. Играю с ним, как с обезьянкой, — осталось только затянуть петлю. А тем ребятам, которые его так любят, лучше поспешить к нему, чтобы не опоздать с ним попрощаться. — С этими словами Шерман внимательно оглядел своих приятелей и не заметил на их лицах симпатии или жалости к Ноултону.
— Да о чем ты тут толкуешь? — продолжали они наседать.
— Вы думаете, я вам расскажу? — мрачно спросил Шерман.
Они стали протестовать и говорить, что Ноултон и у них сидит в печенках и что их помощь может оказаться весьма полезной. Шерман признал, что они, возможно, на правильном пути.
— Ну тогда в чем дело? — не умолкали Рыцари. — Что за ловушка?
Однако Шерман все еще колебался. Он прекрасно понимал, что может реализовать свои замыслы без посторонней помощи, но у него была причина, и веская, ввести Странных Рыцарей в курс дела. Вопрос был лишь в том, не предупредит ли кто-нибудь из них Ноултона. Он снова внимательно оглядел окружавшие его лица и кинул пробный шар:
— Я знаю о нем достаточно, чтобы упрятать его за решетку.
— Чем он промышляет? — нахмурился Догерти.
— Фальшивомонетчик, — ответил Шерман.
— Монеты?
— Нет. Купюры.
Его тут же засыпали вопросами:
— Десятки? У него их всегда было навалом.
— Откуда ты узнал?
— Он связан с большими шишками?
— Он сам печатает или только распространяет?
— Он получает их от одной западной банды, через парня, которого зовут Рыжий Тим, — объяснил Шерман. — Мои ребята висели у него на хвосте последние два месяца, но прошлым вечером Тим заметил слежку. Сегодня утром его уже не найти, хотя еще вчера его можно было встретить на Бродвее. Это осложняет дело.
— Почему? — осведомился Догерти.
— Возможно, Ноултона видел только Рыжий Тим, — объяснил Шерман. — Он бы раскололся в минуту, но теперь он в бегах, а единственный способ заполучить что-нибудь на Ноултона — это взять его с поличным.
В любом случае нужно воспользоваться теми крохами информации, которые у нас есть. Если Ноултона хорошенько прижать, он может все рассказать.
— Но нам тут нечего делать, — решил Догерти. — Мы вовсе не хотим его сдавать.