Да, в своем роде ты был очень привлекательный юноша, с большими кроткими карими глазами, немного угловатый, с густыми вьющимися волосами и отнюдь не глупым выражением тонких черт худощавого лица. У тебя была, да так и осталась, легкая непринужденная походка. В первые же минуты встречи Эрма сказала, что у тебя очень красивая походка. Но все это не отвечает на вопрос. Что ее привлекло, так это, вероятно, твоя застенчивость — застенчивость оленя, который, не решаясь сбросить свои роскошные рога, побаивается носить их гордо и открыто.
В тот день вы с Эрмой поехали в машине покататься к озеру, и в ваше отсутствие пришла телеграмма: «Отец серьезно заболел, немедленно возвращайтесь. Уотли».
Торопливо запихивая вещи в чемодан под сочувствующими взглядами Эрмы и Дика, ты вдруг с ужасом вспомнил, что Джейн еще в Европе. Наконец после полуночи ты добрался до дома, но отец уже умер; фактически он скончался в момент отправления телеграммы.
Встреча с матерью оказалась более тяжелым испытанием, нежели утрата отца: она вдруг с негодованием выплеснула на тебя тысячу неожиданных упреков. Мать жестоко и несправедливо обвиняла тебя. Всем своим видом она словно говорила: «Ты не тот человек, чтобы управлять семейным кораблем». Ларри, который даже тогда был гораздо решительнее и увереннее тебя, предложил союз, но ты снова проявил малодушие. И в результате власти мужчин в этом доме пришел конец.
Появление Джейн напоминало возвращение Наполеона с Эльбы. Мать успокоенно удалилась в свои туманные мечты и с того дня заметно поблекла. Маргарет и Роза заключили временное перемирие, а Ларри ушел в себя. С невероятной чуткостью Джейн определила трудности твоего положения, и с того момента твое восхищение ею значительно возросло.
Тебе не обязательно прямо сейчас решать, стоит ли связывать себя аптечным бизнесом. Прежде всего ты обязан закончить колледж. Пару лет я смогу сама управлять аптекой. Она стала приносить больше дохода. Пожалуйста, Билл, просто заканчивай учебу. Для некоторых людей это не имеет такого значения, как для тебя.
В письме на бумаге с гербом Карров, которое ты отправил Джейн из Кливленда, ты очень много рассказывал об Эрме. Джейн с интересом расспрашивала тебя о ней, а ты ни словом не обмолвился о вашей помолвке.
Ты был уверен, что твое место за стойкой аптеки, и настоящая правда заключалась в том — вот еще один из твоих излюбленных зигзагов, — что ты смирился с тем, что тебя лишили замечательного занятия! Джейн просто и легко занялась всеми делами, как будто ей предстояла обычная прогулка, а ты упаковал вещи и отправился доучиваться.
Тебе не дано было тогда понять, что той мощной силой, которая непреодолимо тянула тебя вернуться, было желание услышать, как стучит в дверь маленькая Миллисент! Это понимание ничего не изменило ни в прошедших и потерянных годах, ни в твоих теперешних терзаниях; и хотя в это совершенно невозможно поверить, но ты и сейчас веришь, что именно она неотвратимо притягивала тебя.
В то время ты мечтал лишь об одном. Приняв великодушное предложение Джейн и покорившись необходимости отложить выполнение своих семейных обязанностей, ты намеревался стать писателем. Твои стихи уже были опубликованы в местном еженедельном журнале, и на втором курсе колледжа ты участвововал в выпуске студенческой газеты. Известные писатели женятся на самых богатых и красивых женщинах. И даже отказываются от женитьбы, потому что их дело важнее! Даже если со временем вы с Эрмой поженитесь (хотя для нее эпизод в Кливленде мог быть обычным летним увлечением), успех к тебе как к писателю мог прийти не так скоро. Тебе исполнился двадцать один год, ей шел двадцать третий. В год можно легко писать по книге. К тому времени как ты напишешь восемь книг (из них может оказаться удачными лишь половина), ей будет тридцать один, а тебе двадцать девять. И все будет в порядке, если к тому времени ты не обнаружишь, что ваш брак был ошибкой.
В ту зиму, написав два-три рассказа, ты как-то прочел один из них Миллисент, с которой был уже связан странной, болезненной связью. И все же ты трогательно предпочитал называть ее Миллисент, хотя ей это не нравилось; Милли она тоже отвергала, тогда ты назвал ее Мил, вот на это имя она всегда с готовностью отзывалась. Когда ты читал ей свой рассказ, она сидела с видом матери, снисходительно наблюдающей, как ее малыш забавляется глупой игрой, и потом сказала:
— Мне он понравился, но я бы, пожалуй…
Она никогда не была многословной.
Перенесемся через два года к очередному важному и судьбоносному случаю твоей нерешительности. Ты сидишь с Диком Карром в кафе на Шериф-стрит в Кливленде после игры в футбол и продолжаешь спор, который длится вот уже почти месяц.
— Не понимаю, Билл, как ты этого не видишь. И дураку ясно, что это нужно сделать.
— Это значит, что мне придется отказаться от сочинительства, — в сотый раз возражал ты.
Два рассказа уже были опубликованы в одном чикагском журнале. Целыми днями ты любовался заголовком одного из них, когда он появился в печати, положил журнал раскрытым на этой странице, чтобы видеть ее во время одевания, и до сих пор перед тобой встает этот заголовок, набранный крупным шрифтом:
«ТАНЕЦ НА ЛЕНИВОЙ У»
Уильям Бартон Сидни
— Черт, да пойми ты, эта игра не стоит свеч. Думаю, ты действительно можешь стать писателем, но это ничего не значит. Если ты пишешь ради денег, то больших денег ты не заработаешь, а если не ради денег, то вообще какого черта? Так или иначе, я прошу тебя об этом больше ради себя самого, чем ради тебя. Мне уже исполнился двадцать один год, и я собираюсь работать на Перл-стрит, но мне хотелось бы, чтобы мы работали вместе. Если бы папа не умер, когда я был еще ребенком, наверное, сейчас я бы учился в Йельском колледже и играл бы себе в поло, но не получилось. Понимаешь, я вижу, где идет настоящая драка, и намерен в ней участвовать.
— Разве есть необходимость так уж напрягаться, когда у тебя пять миллионов долларов?
— Успокойся, придется. Старый Лейтон вчера сказал мне, что вот уже два года, как дела банка идут все хуже и в дело требуется влить свежую молодую кровь. Сейчас я, конечно, ничего не смыслю, но скоро вникну в дело и оживлю его. Через год начнется потеха, когда пух полетит с этих старых воробьев! Я хочу, чтобы и ты, Билл, был со мной. Там может начаться настоящая схватка, но это нормально. Я должен знать, что и ты не против побороться.
О, вот оно! Дик больше тебя гордился легендой о Храбром Билле в Вестоувере, возможно, у него были для этого основания. Твое молчание побудило его пуститься в дальнейшие подробности:
— Положение таково, что половина акций принадлежит мне, а вторая половина — Эрме. Она охотно предоставляет мне заниматься бизнесом при условии, что будет получать свои дивиденды. На следующей неделе состоится собрание, на котором меня изберут в правление и назначат президентом компании. Я намерен все дело забрать в свои руки. Большую часть зимы я проведу на заводе в Карртоне, а тем временем ты как следует ознакомишься с делом здесь, в офисе. Сначала будешь получать любую сумму в пределах разумного — скажем, пять тысяч в год. А позднее можешь занять в компании любую должность, кроме моей. Можешь быть уверен, что, если придется, я всегда тебя поддержу.