Тельбиз стал перекладывать лежащие перед ним листки с заметками, словно ища в них ответ, потом вздохнул и произнес:
— А что тут скажешь, комп пашет на полную мощность. Я думаю, пару дней, и я смогу что-нибудь выдать. Пока приходится брать очень большое число событий, и особого перекрытия не видно. Ведь мне из сотен тысяч надо два-три человека.
— Ладно, подождем пару дней. — Вадим кивнул. — А теперь, Клава, Тимур, давайте разбираться. Ведь вы сами понимаете: если что-то вас неуловимо беспокоит, значит, это что-то присутствует. Мы же материалисты?
— О да! — с восторгом вставил Байкалов. — Я вспомнил о материализме в тот момент, когда ты в «воронке» летел навстречу смерти.
— Ну не прилетел же? — сердито ответил Малахов. — И вообще, какое это имеет отношение к нынешним событиям?
— Так, мальчики, цыц! — громко остановила их Клава. — У меня такое впечатление, что у вас пар в мозгу зашкаливает, и вы готовы цапаться по любому поводу. Давайте о деле.
— Хорошо. Итак, давайте по порядку, мне очень интересно, откуда взялась мысль, что вы что-то упускаете. — Вадим произнес эту фразу медленно, разделяя слова.
— Я могу только сказать, что практически все было нормально, мало отличалось от обыденности последних лет. — Тимур улыбнулся на последних словах. — Идем в говнище, разгребаем кровищу, потом прилетает чудовище, что еще?
— Поэт, блин, — буркнул Бай. — Агния Барто.
— А как еще, как не поэтическим словом, описать то, что творилось? Поковырялась эта тварь среди трупов, пробурчала что-то вроде «зовет» и сдохла. Все банально. А потом что-то застряло зубочисткой между зубов и не отпускает. И Клаву тоже. А ты, Дима, чего такой нервный, будто беременный?
— Так, у нас тут что, детский сад, чат сталкеристов? Прекратите наезжать друг на друга. — Малахов похлопал в ладоши, пытаясь навести порядок. — Ну, давайте рассуждать, как бы ни возражал Байкалов, материалистически. На вас могло подействовать только одно — какое-то поле или что-то, что вы услышали или увидели.
— Здравия желаю, капитан очевидность, — буркнул Бай, у которого было плохое настроение и явно надолго.
— Еще раз ляпнешь — уснешь, — строго сказала Клава. — Просто уснешь и проснешься, только когда я скажу: «Байкалов — урод».
— Да ну вас, не исследовательская группа, а какие-то съемки фильма про паранормальные явления, — огрызнулся Дмитрий. — Гипнозы-шмипнозы, призраки…
Клава, не говоря ни слова, поднялась и легким щелчком стукнула Байкалова по макушке. Он рухнул как подкошенный.
— Клава, я знал, что ты можешь много, но вот так… — Малахов был потрясен.
— Я его уже давно запрограммировала. Мы же много общались. Гипноз — дело тонкое. Но собьет ему спесь.
— Может, не стоило? — вступился за Дмитрия Герман. — Он же ничего плохого не имел в виду.
— Ну, освежающий сон еще никому не вредил, — ответила Клава. — Давайте к делу.
— Так вот, — продолжил Вадим, покосившись на мирно спящего Бая. — Давайте по секундам восстановим, что же тогда было. Ваши восприятия, ощущения, даже самые незначительные шорохи тоннеля, которые вы слышали, что-то замеченное боковым зрением, давайте вспоминать.
— Да не было ничего, меня эта ситуация совсем взбесила. Почему морф как сумасшедший копал обычный кирпичный пол, нет, не пол, ну… основание тоннеля. Ведь там ничего не было. Я вот просто скис от непонимания.
— И?.. — подтолкнул его дальше Малахов.
— Что — и, плюнул и пошел, — ответил Тимур.
— Плюнул и пошел, — замирающим голосом повторила Клава.
— Что? — насторожился Вадим.
— Тимур, ты давно плевать научился не по прямой? — спросила Клава.
— В смысле? — не понял Рымжанов. — Оно всегда по дуге летит. По траектории, как говорят военные.
— Это если мы не в невесомости. А если на Земле, то по дуге, но ни в каком случае плевок не может лететь, выписывая кренделя. Я не помню, что там, парабола или гипербола, но никак не вихрь. — Глаза у Клавы засияли от неожиданной догадки.
— Тимур, ты что скажешь? — спросил Малахов.
— А что тут сказать? Я идиот, а Клава молодец.
— Тогда делаем вывод, простой как двери. — Вадим взял в руки карандаш и крутанул его пальцами левой руки так, что карандаш стал похож на расплывчатый диск. — Вы искали, что же действует на морфов, неужели не понятно теперь?
— Да, такого пируэта никто не мог ожидать. Гравитационная аномалия. Причем динамическая. — Герман сиял от такой грандиозной идеи. — Ведь это же…
— Так, Гера, спокойно, — остановил его Тимур. — В Зоне мы насмотрелись всякой гадости. И «трамплины», и «воронки». Все это одного поля ягодки. Надо теперь пойти туда и этот источник гравитационного переменного поля изъять.
— Подождите, а почему мы его не чувствуем? — Клава все еще сомневалась в своей собственной гипотезе.
— Да потому что мы вообще не чувствуем гравитацию как таковую. Мы чувствуем ее только потому, что нас давит и плющит притяжение Земли. А ведь это такое же поле, как и любое другое. Электромагнитную волну мы тоже не чувствуем, а простой детекторный приемник из куска проволоки и диода — чувствует. Так что не надо утверждать, что то, чего мы не чувствуем, — не существует.
— Ну, хорошо, а как мы найдем там, в тоннеле, этот источник, если мы его не чувствуем? Да и померить его нечем. Не брать же весы? Хотя можно. — Герман уже думал о чем-то своем. — Надо скоростные весы. В смысле очень быстродействующие. Так, ребята, я придумал! Я просто идиот, это же проще простого!
Тельбиз словно ребенок, решивший головоломку, забегал вокруг стола. Как будто пытался найти решение прямо здесь, в кабинете Вадима. Но, сделав пару кругов, он определился.
— Так, давайте через полчаса туда. Мне надо аппаратуру подготовить! — Он рванул прочь из кабинета Малахова.
— Вот же неугомонный, — усмехнулся Вадим. — А что нам с Баем делать?
— А, сейчас! — Клава еле сдерживала улыбку. — Байкалов, урод, вставай, пора в бой.
— Пора! — Бай вскочил, словно и не валялся сейчас мешком на темно-красном ковре, с которого только два часа назад убрали защитную пленку. — И что тут у нас?
— Поедем опять в тоннель, артефакт искать, — объяснила Клава. — Просыпайся!
— Я никогда не сплю, — гордо ответил Дмитрий и продолжил: — Но только одно прошу — не надо больше таких фокусов со мной. Думаете, я спал? Я лежал, как труп, не мог ни слова сказать, но все слышал.
— Ой, ну прости, зато теперь ты не сомневаешься в моих способностях!
— А я и не…
Герман притащил к машине большой картонный ящик и никому не разрешил его открыть. Вид у Тельбиза был невероятно таинственный и гордый. Малахов, зная, что если у Германа появилась идея и он хочет ею удивить, то лучше дождаться того момента, когда он сам посчитает нужным показать свою задумку.