Кто шепотом, кто ворчаньем, кто бормотанием, но свое согласие подтвердили все.
— Кто против?
Ответом было всеобщее молчание.
— Моллесон, присоединяйтесь, пусть голосование будет единодушным, — сказал Дэвис.
— Боб, кончайте, вы же видите, что это бесполезно.
Будьте с нами.
Оттолкнув кресло так, что оно едва не упало, Моллесон встал. Неожиданно лицо его стало бледным, что, учитывая его обычное полнокровие, производило поразительное впечатление; Моллесон выглядел больным.
— Джентльмены, — сказал он. Голос его дрожал, но это был не тот рассчитанный эффект, к которому Моллесон часто прибегал в словесных баталиях в сенате, перед тем как подняться на трибуну. Эта дрожь была обусловлена отчаянным биением сердца. — Члены кабинета министров!
Я требую, чтобы мне немедленно была предоставлена вся полнота исполнительной власти и право распоряжаться государственной печатью. Я требую этого в соответствии с Конституцией Соединенных Штатов.
Биллингс покачал головой.
— Это очень скверно, Боб, — сказал он, — чертовски скверно.
— Моллесон, вы дурак, — вздохнул Дэвис, — вы в одном шаге от государственной измены.
— С каких это пор верность конституции является государственной изменой? Джентльмены, вы слышали мои требования. Я советую вам, я умоляю вас, не погружайте страну…
Он замолк, не договорив. Все смотрели на него.
— Да-да, продолжайте, — негромко сказал Шик. — Итак: погружайте страну…
Моллесон поджал губы и покачал головой, лицо его побагровело. Он опустился в кресло:
— Джентльмены, вы слышали мои требования.
— Не будьте ослом, — ответил на это Лигетт.
— Значит, вы отказываетесь. Что бы теперь ни случилось, вина ляжет на вас. Говорю вам, это большая ответственность… вина… что бы ни случилось! — Выкрикивая это, Моллесон брызгал слюной. Наконец он поднялся и направился к выходу.
За мгновение до этого Браунелл бросил взгляд на Оливера, тот кивнул, и они вдвоем встали с кресел, обогнули стол и встали на пути к двери. Увидев их, Моллесон двинулся в обход. Браунелл вцепился в него, а Оливер подошел к двери и прислонился к ней спиной. За исключением Шика и миссис Стэнли, все, кто сидел за столом, тоже поднялись. Дэвис шагнул к двери. Крича: «Что это значит?» — Моллесон вырывался из рук Браунелла.
— Вы сами видите, что это значит, — отозвался Оливер. — Неужели вы думаете, мы настолько глупы, что выпустим вас отсюда?
— Дайте пройти! — сверкая глазами, прорычал Моллесон.
Теперь путь к выходу преграждали стоявшие бок о бок Оливер и Дэвис.
— Моллесон, нас здесь десять человек. Так что вам бы лучше не спорить.
— Зачем он нам нужен? — вмешался Браунелл. — Вы что, надеетесь, он расскажет, кто его научил так интерпретировать конституцию? Сомневаюсь в этом.
— Заприте его в кабинете президента, — посоветовал Шик, не потрудившись встать из-за стола. — Поставьте там кровать, он сможет на ней поваляться.
Лицо Моллесона побледнело, голос задрожал:
— Дэвис… Браунелл… вы — проклятые дураки… неужели вам не приходило в голову… а что, если Стэнли мертв?..
Я — президент, слышите вы, идиоты… Это измена!..
— Успокойтесь, Моллесон, — сказал Оливер, подходя к нему. — Мы живем в условиях действия закона о военном положении, а я — министр обороны. Вы арестованы и будете находиться под арестом до тех пор, пока президент Стэнли не займет положенный ему пост. И если случится так, что он, боже упаси, погиб, вы останетесь под арестом, пока не объясните, как подобная мысль пришла вам в голову, да еще в такой момент.
Вице-президент Моллесон смотрел на Оливера, и на этот раз в его глазах не было вызова.
В ту ночь, а точнее, в три часа ночи с четверга на пятницу, в кабинете министра обороны собрались более двух десятков офицеров различных званий. Все были одеты в военную форму. Некоторые работали за столом, где были разложены кипы скоросшивателей и папок с личными делами; другие стояли и сидели по всему кабинету. Бригадный генерал негромко беседовал с министром обороны, расположившимся за своим письменным столом. Лица у всех были напряженными, их переполняло отвращение, поскольку дело, в котором эти офицеры оказались замешаны, было сопряжено с опасностью и не сулило никакой славы в порядке компенсации. Генерал-майор Каннингем сидел в кресле в центре комнаты. Он держал в руках папку и бегло просматривал находившиеся в ней бумаги. Возле дверей стояли солдаты.
Наконец Каннингем обратился к офицеру, который отошел от стола и вытянулся перед ним:
— Ладно, пришлите сюда этого капитана Фаррела.
Офицер переговорил с одним из солдат, тот повернулся и вышел из кабинета. Через несколько мгновений он вернулся, ведя перед собой моложавого мужчину в штатской одежде. Офицер приказал мужчине подойти поближе, тот встал перед генералом и отдал ему честь. Каннингем оглядел его, а потом заговорил резко и отрывисто:
— Капитан Фаррел, прошлым вечером, примерно около десяти, вас посетил полковник Артур Хэмлин?
Вытянувшись по стойке смирно, допрашиваемый стоял прямо и неподвижно.
— Да, сэр, — ответил он.
— Он привел вас в клуб «Чизпик», в зал, где, кроме вас, присутствовали и другие офицеры?
— Да, сэр.
— Генерал-майор Киттеринг был там?
— Да, сэр.
— О чем там шла речь?
Капитан Фаррел сжал губы и вздохнул.
— Ну? О чем там шла речь?
— Я не могу вам ответить, сэр.
— Вы хотите сказать, что ничего не слышали? Вы что, глухой?
— Никак нет, сэр. Я слышал только часть того, что там говорилось. Спустя примерно полчаса я ушел оттуда.
— Скажите мне то, что вы слышали.
На капитана было жалко смотреть. Его трясло.
— Сэр, прошу вас, — умолял он. — Я ушел с этого собрания, как только полностью осознал, что мне предлагают. Я не преступник и не предатель. Прошу вас, сэр, не вынуждайте меня…
— Когда вы оттуда ушли, куда вы направились?
— Я вернулся к себе в казарму.
— Вы доложили обо всем, что имело место, командиру вашего полка полковнику Сэмену?
— Никак нет, сэр.
— Значит, не доложили. Располагая сведениями о заговоре мятежников, вы не доложили непосредственному начальнику, а теперь желаете скрыть это и от меня.
— Никак нет, сэр… — Капитан спешно продолжил: — То есть я хочу сказать, что ничего не слышал о мятеже.
Там поднимался вопрос о полномочиях…