На мой взгляд, план строился на весьма зыбком фундаменте. Уж если у Вулфа хватало мужества отказаться от ужина в собственном доме, то будь я проклят, если стану хныкать из-за риска к полуночи оказаться в одной камере с Энди. Я единственно попросил уточнений насчет применения оружия.

— Когда мы будем тянуть пятилетний срок в соседних камерах, — сообщил я Вулфу, — мне будет приятно слушать ваши ежедневные упреки, будто бы это я все испортил своим пистолетом. Итак, позволительно ли мне стрелять и когда?

— Не знаю, — терпеливо отвечал он. — Может возникнуть масса случайностей. Действуй по своему усмотрению.

— А если кто-нибудь бросится к телефону?

— Не пускай. Останови.

— А если поднимут крик?

— Заставь прекратить.

Я сдался. Мне нравилось, что он во всем полагается на меня, но я не забыл, что у меня лишь одна пара рук и я не могу одновременно находиться в различных местах.

Мы договорились, что Сол поедет за нами на своей машине, она может пригодиться для предварительной разведки.

Часы показывали начало одиннадцатого, когда мы покинули ресторан и двинулись на север. Без двенадцати одиннадцать въехали на вражескую территорию и заглушили мотор. Начался слабый снег. Я погасил фары и подошел к подъехавшему Солу.

— Это на полмили впереди, может, чуть больше, — сказал я ему. — Слева увидишь каменные колонны.

Он уехал, а я вернулся в машину и попытался развеселить Вулфа беседой. Вулф отмалчивался. Он ждал, какие новости привезет Сол, от них зависело, сможем ли мы нахально проехать за ограду усадьбы Питкернов.

Долго ждать не пришлось, но новости оказались неприятными. Сол развернул машину и поставил ее рядом с нашей.

— Он все еще там. Когда я свернул к усадьбе, он засигналил фонариком и заорал. Я сказал, что я репортер из Нью-Йорка, но он велел убираться подобру-поздорову, пока, мол, дорогу не засыпало снегом. Я попытался уговорить его, — сообщил далее Сол, — стал клянчить, как это делает всякий газетчик, но полицейский был не в духе. Ничего не вышло, и я отступил.

— Черт возьми! — проворчал Вулф. — У меня же нет калош.

ГЛАВА 8

Пока мы добрались до оранжереи Питкерна, Вулф упал всего дважды. Мой результат оказался вдвое больше не из-за неуклюжести, как вы сами понимаете, а вследствие того, что я шел впереди. Фонариком пользоваться мы не могли. Снег, с одной стороны, был нам на руку, но, с другой, скрывал бугры и прочие неровности.

Любому ясно, что для бесшумной ходьбы в темноте более всего подходяща ровная местность. Однако там ее не было и в помине.

Шли мы, честно говоря, наобум. Не доходя до поворота к усадьбе, который охранял все тот же парень с плохим настроением, мы свернули в лес. Почти сразу же пришлось карабкаться в гору. Здесь я поскользнулся в первый раз и покатился вниз, успев громко предупредить товарищей:

— Осторожно, камень!

— Умолкни! — прошипел вдогонку Вулф.

Едва я привык к бесконечному подъему, как местность перешла в относительно ровную, но с буграми и ямами в самых неожиданных местах. Затем неровности сменились густым кустарником, через который Вулфу было не пробраться. Пришлось обходить кустарник по самому краю обрыва, о котором я долго не подозревал, пока нога однажды не сорвалась и не повисла в воздухе, а сердце томительно не заныло.

Наконец мы спустились и обнаружили, что под обрывом протекает ручей. В этот ручей я съехал, попытавшись перескочить русло могучим (мне так показалось!) прыжком. Едва отряхнувшись, я стал думать, как нам перетащить через ручей Вулфа, но с удивлением увидел, как он, подобрав полы пальто и зло тыкая перед собой тростью, форсирует водную преграду вброд. Это было на грани героизма.

Я уже признавался, что не являюсь следопытом, и доказал это прошедшей ночью. Не учтя всех поворотов подъездной дороги, я сделал путь значительно длиннее. Мы пережили по этой причине массу неприятностей, пока наконец не вышли к зарослям вечнозеленого кустарника, где я и обнаружил знакомую тропинку. Вскоре кустарник закончился и показались огни особняка. Возле оранжереи я достал из кармана ключ, отпер дверь, и мы бесшумно прошмыгнули внутрь.

Мы были в мастерской. Кромешная темнота окружала нас. Все шло нормально.

В помещении мы сбросили на пол запорошенные снегом пальто и шляпы. Предстояло идти дальше. Вулф прихватил трость — очевидно, собираясь применить ее в случае, если кто-нибудь бросится к телефону или закричит. Я снова возглавил шествие, которое замыкал верный Сол.

Странно идти по темной оранжерее. Стекла казались абсолютно черными. Нам удалось не опрокинуть ни одного горшка. В холодном отделении оказалось жарко. Мы проследовали в теплое отделение, где было еще жарче, затем в среднее. Здесь, ощупывая левой рукой пространство, я нашел полку и край брезента. Поймав в темноте руку Вулфа, я направил ее туда. Вдвоем мы подняли край брезентового полотнища, и Сол вполз на то место, где еще недавно лежала Дини Лауэр. Мы опустили брезент и молча двинулись дальше.

К этому времени стало совершенно ясно, что в оранжерее никого, кроме нас, нет. Можно было переговариваться шепотом, но оказалось — не о чем. Я достал из кобуры пистолет и сунул в карман.

Мы подошли к двери в дом. Она была пригнана отлично, и только внизу пробивалась узенькая полоска света. Интересно, закрыта ли она изнутри, со стороны особняка? Из-за двери раздавались голоса. Со скоростью минутной стрелки на циферблате я повернул до упора дверную ручку и толкнул дверь от себя. Она открылась.

— Поехали, — сказал я Вулфу, переступая порог.

С первого взгляда я убедился, что нам в очередной раз повезло. В гостиной находились все трое: Джозеф Джи Питкерн, его сын и дочь. Мне понравилось также и то, как они среагировали на мой пистолет. Можно было ожидать вскрика, еще чего-нибудь панического, но они не проронили ни звука. Сибил сидела с бокалом на диване, откинувшись на подушки, Дональд — в кресле рядом и тоже с бокалом. Папаша стоял неподвижно, обернувшись на шум распахнувшейся двери.

— Не двигаться! — быстро скомандовал я. — И никому не будет больно.

Джозеф начал издавать звуки, свидетельствующие о душившей его ярости. Однако первой прорвало Сибил:

— Вы не посмеете стрелять, не посмеете!

Вулф стал обходить меня, но я придержал его левой рукой. Меньше всего на свете я желал в настоящий момент стрельбы. Если вопль едва ли будет услышан полицейским у ворот, то выстрел непременно долетит до его ушей. Я подошел к Питкерну-старшему, ткнул его пистолетом, чтобы он немного расслабился, затем похлопал по его карманам в поисках оружия. То же проделал с Дональдом. Я был не прочь погладить по синему вечернему платью Сибил, но едва ли это было бы правильно понято.

— Чисто, — сообщил я Вулфу результаты обследования.

— Это подсудное дело, — заявил Питкерн, стараясь сохранить твердость в голосе, но не смог.