— Господи! — воскликнул я. — Да миссис Рэкхем из нашей конторы ушла в пятницу после полудня. Неужто вы думаете, что в тот же вечер он мог ей позвонить? Он и пальцем не шелохнул, чтобы начать расследование, да и я тоже. Вульф был замечательный детектив, но рвением отнюдь не отличался. — Я повернулся к Лине. — Я сперва подумал было, что вас как следует поднатаскали, даже заподозрил руку профессионала, но теперь вижу, что заблуждался. Ясно, что такое могли придумать только вы сами, это, бесспорно, ваше дитя… Одним словом, вы перестарались. Фабриковать улики по отношению к подозреваемому в убийстве — занятие не для любителя. В жизни не слыхал большего сумасбродства. Оказывается, Рэкхем предпочел суд присяжных женитьбе на мисс Дарроу. Это ли не бред?! Если верить вашей логике, то как поступили бы мы с Вульфом после убийства миссис Рэкхем? Ведь кроме аванса, который она нам выплатила, нас ничего не интересовало. Почему же мы просто не передали дело в руки полиции? И еще — помните, как вели себя собравшиеся в тот вечер? Разве по Барри Рэкхему или по его жене видно было, что они находятся в смертельной ссоре? Не спрашивайте меня! Я могу быть необъективен: спросите остальных.
Я покончил с мисс Дарроу и обратился к Арчеру:
— Я могу продолжать хоть целый час, но навряд ли вам это необходимо. Меня не удивляет, что вы клюнули на эту приманку, уж слишком она походит на тот поворот событий, которого вы ждали, как манну небесную, вдобавок наша сестренка приукрасила свою наживку такими сочными подробностями, как, например, белиберда насчет меня и Рэкхема. Я не работал и не работаю на Рэкхема, и у меня нет его денег. Продолжать или хватит?
Арчер изучающе смотрел на меня.
— Значит, вы утверждаете, что мисс Дарроу все выдумала?
— Да.
— Зачем?
Я передернул плечами.
— Не знаю. Хотите знать мое мнение?
— Да.
— Вы обращали внимание на ее глаза — они источают внутренний свет. Думаю, ей очень хочется побыть на вашем месте. Она была привязана к миссис Рэкхем, а получив в наследство двести тысяч, должно быть, переволновалась, и мозги немного сдвинулись набекрень. Она вбила себе в голову, что Рэкхем убил жену… а может, ее вдруг озарило… но со временем, когда стало похоже, что Рэкхема не привлекут к ответственности, она решила, что ее долг или предназначение свыше, не знаю, — вмешаться. Имея на руках двести тысяч, можно позволить себе такую забаву. Тогда-то она и начала заигрывать с Рэкхемом. Видно, она рассчитывала увлечь его настолько, чтобы он потерял голову и, презрев осторожность, делился с ней всеми тайнами и помыслами, а тогда, убедившись в своей правоте, она смогла бы осуществить задуманное. Но время шло, а он и не думал ничем делиться, и у нее, возможно, возникла навязчивая идея, либо же она попросту отчаялась, если судить по представлению, которое она закатила. Да, она себя убедила, что Рэкхем виновен, но не доставало доказательств его вины, и вот она решила, что кроме нее представить такие доказательства некому.
Лина Дарроу уронила голову, закрыв лицо руками, и стала судорожно рыдать.
Арчер и Дайкс безмолвно следили за ней. Я следил за ними. Арчер нервно пощипывал нижнюю губу. Дайкс, стиснув зубы, качал головой.
— Я предлагаю, — сдержанно сказал я, возвысив голос, чтобы звуки, издаваемые Линой Дарроу, не мешали внимать моей речи, — когда придет в себя эта девушка, постарайтесь выяснить, вдруг Рэкхем и в самом деле сообщил ей что-нибудь полезное. Например, я вполне допускаю, что он получил деньги за содействие какому-то мошенничеству или вымогательству.
Они не сводили с девушки глаз. Лина рыдала навзрыд, причем так заразительно, что я не удивился, если бы оба блюстителя правопорядка, присоединившись к ней, заплакали в три ручья. Я отодвинул свой стул и встал.
— Если сумеете узнать что-нибудь полезное, позвоните мне. День у меня очень напряженный, но мне передадут.
Я оставил их.
Когда я вышел из здания суда к обочине тротуара, мои наручные часы показывали семнадцать минут двенадцатого. Стоял теплый солнечный день, и на лицах прохожих появились благодушные улыбки. Я не улыбался. Несколько минут спустя Лина Дарроу очухается и независимо от того, какую версию она изложит, им может взбрести в голову вызвать для разговора по душам Барри Рэкхема, а это очень нежелательно. Выйдет задержка, что для моих натянутых нервов будет уже чересчур.
Я перебежал через улицу к ближайшей аптеке, нырнул в свободную телефонную будку и набрал телефон Редера. Молчание. Я побрел к тому месту, где оставил машину, залез в нее и двинулся по шоссе в сторону Нью-Йорка.
По дороге к Манхэттену я четырежды останавливался, чтобы позвонить Редеру, и с четвертой попытки, на Сто шестнадцатой улице, наконец, дозвонился. Я сказал ему, где нахожусь. Он спросил, что хотели от меня в Уайт-Плейнз.
— Ничего особенного, просто задали несколько вопросов, имеющих отношение к одной из версий расследования. Я направляюсь в «Черчилль», чтобы подтвердить, что с сегодняшним мероприятием все в порядке.
— Нет. Другая сторона перенесла его на завтра. Договоритесь на этот счет.
— А вы не смогли бы, со своей стороны, способствовать его переносу на сегодня?
— Это весьма затруднительно, а следовательно — нежелательно.
Я чуть пораскинул мозгами, учитывая, что неизвестно было, чьи уши и сколько могут меня подслушивать.
— Имеется вероятность, — начал я, — что в «Черчилле» завтра освободятся апартаменты люкс. Поэтому я полагаю, что еще более нежелательно откладывать мероприятие. Не уверен, но у меня создается впечатление, что оно может состояться сегодня или же никогда.
Молчание. Потом:
— Сколько вам потребуется времени, чтобы добраться до офиса?
— Минут пятнадцать или двадцать.
— Отправляйтесь туда и ждите, — распорядился Редер.
Я вернулся в машину, доехал до стоянки на Третьей авеню в районе Сороковых улиц, оставил ее, прошел пешком до Мэдисон-авеню и поднялся в номер 1019. Немного посидел, постоял у окна, опять посидел и еще постоял у окна. Звонить в телефонную службу я не хотел, опасаясь занимать аппарат, но несколько минут спустя начал колебаться, подозревая, что Редер мог звонить, пока я был в пути. Раздираемый противоречивыми чувствами, я уже собрался потянуться к трубке, как вдруг раздался звонок, и я тигром прыгнул к аппарату.
Звонил Редер. Он спросил своим гнусавым голосом:
— Вы позвонили в «Черчилль»?
— Нет, я ждал вашего звонка.
— Надеюсь, все будет благополучно. Назначено на сегодня, на четыре часа.
Я почувствовал облегчение. Усилием воли я подавил судорогу в горле и произнес:
— Постараюсь.
— Мы подъедем к вашему офису ровно в два сорок пять.
— Может быть, лучше к «Черчиллю»?