Леха уселся, развязал мешок, достал одну из книг, выбранных специально для него самозваным напарником, открыл ее наугад и ткнул пальцем в строчку. Помнится, так делал школьный учитель, заверяя, что если хорошенько представить себе вопрос, обратиться в него, пожелать всей душой, то книга сама даст ответ. И чем лучше книга, тем мудрее он будет.
«Как жить дальше? – подумал Лешага. – Что делать? Хорошо, догоню я прорв, отобью Бурого. Если правда на моей стороне, подниму его на ноги. А дальше? Что дальше?»
Туманные дали Шаолиня влекли к себе так, что даже в шелесте листвы ему порой слышался тихий, но властный зов. Они манили его с детства, с того часа, когда Старый Бирюк впервые поведал о далеком, затерянном среди неведомых лесов и скал Месте Силы и Мудрости, истинном начале всех начал.
«Что же, вот так и уйти, не поквитавшись? Этот Темный Властелин, кто бы он ни был, заставляет побегать за собой! Нельзя спускать ему боль, унижения, испытанный ужас, плен и страдания побратима. Нельзя отпустить, лишь только-только вернув свое. А может, доброта – это и есть удовлетвориться малым? Разве недостаточно, что Бурый вновь будет рядом, совсем как в былые времена?»
Он поглядел на строчки, в которые упирался его указательный палец: «Если государь всецело полагается на судьбу, он не может выстоять против ее ударов». Леха закрыл книгу. С обложки на него глядело очень худое лицо с большими пронзительными глазами.
– Никколо Макиавелли. «Государь», – вслух прочел он. Пожалуй, сам бы Лешага не взял эту книгу. Она была какой-то тонкой, совсем без картинок. Он кинул взгляд на спящего Марата. Тот клялся, что взял наилучшее из того, что нашел в библиотеке. Как бы то ни было, слова показались ему интересными. Он задумался над их смыслом и сам не заметил, как задремал.
Когда проснулся, Луны уже не было, и воздух серой, давно не стиранной холстиной висел над лесом. Ученик Старого Бирюка поспешно огляделся, коря себя за такую неосторожность. Марат стонал и ворочался во сне. У костра, вернее, на пепелище, грелся небольшой питон. Заметив крупное двуногое, тот поднял голову и угрожающе зашипел. Воин медленно повел рукой, точно ветер шевельнул зеленую ветку. Змея повернула голову, следя за движением колеблющихся пальцев, и тут же метательный нож вонзился ей аккурат, позади черепа, пригвоздив к недоеденному пламенем обломку коряги.
– Эй, – он ткнул Марата сапогом под ребра, – мешок с костями! Вот еда. Я за водой. Ты покуда выпотроши и зажарь. Голову не забудь отрубить. Если я еще раз услышу о когтях на задних лапах, зажарю самого.
Не вполне проснувшийся юнец с легким испугом глядел на мертвую тварь.
– Что, дракон, родственника признал?
– Скажешь тоже! – делано возмутился чешуйчатый, про себя радуясь тому, что, видимо, прощен.
– Ничего, это во всяком случае не убежит! – Лешага подхватил фляги и отправился на звук водоема. Прохладный воздух приятно бодрил, сознание включилось ровно на том месте, на котором он заснул вчера. Судьба, ее удары… Старый Бирюк насмешливо говорил, что судьба – это все, что происходит с человеком между днем его рождения и днем смерти.
«Интересно, как же можно полагаться на нее, когда день смерти заранее неизвестен? И как различить ее удары? То, что сейчас происходит с ним – это удары судьбы или…» – мысль оборвалась. Леха замер, тихо перекатив ступню по диагонали с пятки на носок, поставил уже поднятую ногу на землю. Совсем близко задорно журчал ручей, прозрачной лентой срываясь по уступам каменной толщи, наполняя скрытую в тени нависающих деревьев быстротечную речушку. На берегу слышались голоса. Они звучали уверенно, деловито. Тот, что сейчас находился у воды, ничего не боялся и никуда не спешил. Голосов было много.
Страж кошкой вскарабкался на ближайшее дерево и занял позицию между ветвей. Отсюда кромка воды хорошо просматривалась. Там, весело переговариваясь, обсуждая какие-то свои мелкие заботы, сидели и стояли человек шесть юношей и девушек с карабинами на плечах. Несколько десятков людей постарше наполняли водой бурдюки и ведра. «Значит, где-то здесь, неподалеку, поселок». Лешага оглядел верхним зрением округу. И впрямь, поселок. Небольшой, прекрасно упрятанный от чужих глаз, утопающий в зелени, он красовался на уступах высокого, пожалуй, в двадцать человеческих ростов, утеса, обнесенного частоколом с деревянной башней над воротами.
Со всех сторон утес окружен был густым лесом, одна лишь тропка водоносов соединяла укромное селение с внешним миром. Лешага рассмотрел засаженные чем-то земляные террасы возле домов, вялящуюся на солнце рыбу. Глухоманное селение как-то выживало и, судя по доносившимся голосам, умудрялось радоваться жизни.
Сидеть, притаившись среди ветвей, пришлось долго, пока люди наполнили водой все, что могло наполниться, и, построившись, змейкой стали неторопливо подниматься в гору.
– Наконец-то, – пробурчал ученик Старого Бирюка, спустился наземь и неслышно, быстрым ходом, как привык за годы походной жизни, направился к воде. Он уже почти дошел, невольно радуясь прекрасному утру, восходящему солнцу, чистой воде, как вдруг услышал плеск. Лешага тут же присел за кустом, свесившим над водой длинные гибкие ветви, усеянные тонкими продолговатыми листиками, напоминающими острия стрел. «Плетучки», – отчего-то вспомнилось ему. Он, затаив дыхание, огляделся, прислушался. Тихо. Но нет, плеск раздался вновь совсем рядом и опять повторился. Касаясь мокрыми волосами зеленых ветвей, из речушки вынырнула девушка, тряхнула головой, отфыркиваясь, и опять ушла под воду. «Вот же незадача, – Леха скривился, досадуя на себя. – Что это я так неосторожно?! С Маратом, что ли, переобщался?»
Девушка снова вынырнула. Лешага смог получше разглядеть ее лицо. Его можно было бы назвать красивым, если бы воин имел понятие о том, что такое красота. Тонкий нос, чуть раскосые черные глаза, немного припухлые губы, к которым так и тянуло прикоснуться. А главное, в чем бывший страж мог поклясться, ей было удивительно хорошо. Он и подумать не мог, что так бывает. Стараясь не шуметь, драконоборец наблюдал за резвящейся в воде девушкой, как вдруг…
– Лешага, ты где? Лешага! – голос Марата зазвучал совсем близко от берега. Через миг сам чешуйчатый появился из-за кустов, неся поджаренного удава, насаженного на ветку. Услышав чужого, девушка бросилась из воды, и перед опешившим учеником Старого Бирюка предстали пара изумительно стройных ног и небольшая, но очень привлекательная грудь. Не то, чтобы раньше ему не доводилось видеть голую женщину, но все происходило как-то хмуро и суетно, но чтоб вот так… Видение задержало его ровно на миг, но уже в следующее мгновение он заметил одежду девушки, сложенную у прогретого солнцем камня, и прислоненный к стволу дерева карабин.
Одним прыжком Леха очутился возле Марата и с размаху двинул кулаком под дых, заставив сложиться пополам. Больше бедняга не орал, а лишь хрипел, осев на землю и выпучив глаза. В следующую секунду воин сбил ногою вскинутый карабин, легко уклонился от выброшенного в сторону головы кулака, подцепил девицу под колени и навалился сверху, затыкая предплечьем рот. «Хорошо еще, наручи в лагере остались, – мелькнуло в голове, – а то ведь… О чем я думаю?! Ее же скоро хватятся, тем более с ней карабин, значит, охранница. Прито-пить бы. Вода в речушке холодная, судорога там, и все, поминай, как звали».