Зубы Лешаги сжались до хруста. Пальцы сами собой нащупали рукоять ножа. Усач расплылся в глумливой ухмылке. Длинные, закрученные усы – предмет его особой гордости, поднялись к ушам.
«Нельзя, – осадил себя Леха. – Сейчас нельзя».
– Пустое сказал, – он чуть приподнял губу, точно подавляя зевок. – Не веришь? Сам иди, смотри. Вон мост. А послушаешь, может, что поймешь. Вот он, – Леха кивнул в сторону Нуралиева, – из Павловбунка, сам расскажет.
– Еще и беглеца с собой притащил! – не унимался давний соперник. – Что хлопец, быстро драпал?
Лицо Нуралиева вспыхнуло, но тяжелая рука воина оборвала его рефлекторное желание схватиться за кобуру. Парень встал с места у столика, приблизился к стойке и заговорил четким, хорошо поставленным голосом, не терпящим возражений:
– Я Нуралиев из Павловбунка, удостоенный высокого звания лейтенанта, командир взвода роты аэродромной охраны, на сегодняшний день старший офицер Павловбунка, свидетельствую. Отряд неопознанного противника впервые был обнаружен ввиду наблюдательных постов бунка двенадцать дней тому назад. Передовое охранение вступило в бой, но было уничтожено превосходящими силами врага. Неприятель хорошо вооружен как легким стрелковым оружием, так и бомбометами. Попытки удержать оборону на внешнем периметре не увенчались успехом. Понеся большие потери в живой силе, противник все же овладел укреплениями. Личный состав занял оборону непосредственно в бунке. Туда же были эвакуированы все оставшиеся в живых мирные жители. Мы удерживали оборону в течение трех дней. Когда бой уже кипел на ближних подступах к главному входу, было принято решение вывести гражданских в безопасное место. Приказ командования мною был выполнен беспрекословно, точно и в срок.
– Ишь ты… – попробовал было оскалиться Усач.
– Э-э-э, ты рот заткни. Я твой нюх топтал! – перебил его сидевший за спиной Рустама Заурбек.
– Чего-чего? – верзила с Южных Перекатов вскочил из-за стола.
– Всем сидеть! – рявкнул Трактирщик.
– Ну, ты еще выйдешь отсюда… – процедил задиристый соперник Лешаги.
– Мы все выйдем, – спокойно добавил Леха. – Надо сейчас решить – куда.
– Скажи-ка, лейтенант, – плавно растягивая слова, заговорил Морж, – а что это за история-то такая, будто людей они жгут?
– Это не история. Так и есть, – лицо молодого офицера помрачнело, точно сажа пожарища выступила на нем. – Когда неприятель появился ввиду наших постов, командованию бунка был передан ультиматум. Его зачитали в офицерском собрании.
Там говорилось, что хан, имени уж не припомню, наместник пророка Аттилы, посланного на землю Творцом Вселенной и Потрясателем Небес, там еще много подобного было, повелевает гарнизону и всем жителям склонить голову и принять истинную веру. Сам пророк, как было написано в ультиматуме, волей Господа прислал его сюда, дабы неверующие уверовали. Тем же, кто, услышав слово истины, останется глух и будет роптать на волю Предвечного Властителя и Вершителя Судеб, уготована смерть в огне.
Дальше там говорилось, что некогда Творец Небес послал сына к погрязшим в грехе, и те распяли его. Горе Отца было велико, но милосердие куда больше. Он вновь, устами человека просветленного и смиренного, явил свою волю. Но лишь тот, кто склонил голову пред вооруженной рукой Пророка, сделался верным. Неверные же, обретя силы, великим числом и многим оружием окружили их. И грянул Тот День, как воздаяние за грехи и неверие.
Но гнев Бога все же не сравнится с его любовью. Пророк Аттила, избранный встать над народом верных, снова принес в мир слово Божье. Все, кто покорится ему, обретут путь в мир светлый, где среди садов течет сладкая вода и прекрасные девы ублажают праведников, где плоды сочны и душисты, где пища всякий день сама появляется на застеленных столах, где солнце ласково сияет в небе, и ночь блистает Луной и наполнена песней соловья. Для всех же иных, – Нуралиев сжал кулаки, – единственный удел – смерть и пламень. Гнев Явителя Истины – бич для них.
Он замолчал, обведя зал тяжелым взглядом.
– Мы решили драться.
В зале воцарилась тишина. Даже Усачу как-то вдруг расхотелось бросать колкости в сторону Лешаги и его спутников. Молодой лейтенант стоял, гордо выпрямившись, сжав кулаки, точно прямо сейчас переживал тот миг, когда было принято решение отстаивать бунк до последнего. Казалось, больше всего офицера печалит, что он сейчас не там, в стенах горящей цитадели, среди погибающих, а вероятнее, уже погибших друзей и соратников. Конечно, он радовался, что выжил. Но эта радость была густо замешана на глубокой горечи.
– Скоро всадники будут здесь, – нарушая затянувшуюся тишину, напомнил Леха. Его слова точно сорвали вентиль. Голоса мощным гулом заполнили комнату. Все кричали одновременно, стараясь, криком и потрясанием рук перебить друг друга, на что-то ответить, быть услышанными.
– Надо обороняться здесь, – твердили одни. – Укрепить палисад, созвать всех, готовых взяться за оружие. Послать гонцов в бунки…
– Удержать бревенчатую изгородь не удастся, – твердили другие, – и тогда здесь будет свирепая резня. Не спасется ни старый, ни молодой. Надо уходить в Дикое Поле, рассредоточиться, унести все ценное. Всадники не будут долго стоять в Трактире, если не найдут запасов еды и добычи. Они пойдут дальше в степь. А там без опытных проводников могут без следа растаять и тысячи воинов.
– Они найдут проводников! – не унимались первые. – Да и кто знает, может быть, проводники уже есть. Надо драться. Уничтожить Замостье, намертво перекрыть здешнюю переправу и принять бой. Нельзя отдавать на поругание какому-то бесноватому пророку священное место, точку отсчета нового мира.
– Нельзя привязываться к точкам! – звучало в ответ. – Когда враг уйдет, все можно будет отстроить. А людей не вернешь.
Лешага смотрел, как вскакивают с места и, размахивая кулаками, надсадно кричат старые и молодые стражи, умудренные походами караванщики и командиры наемных отрядов. Для себя он уже решил, что будет отстаивать Трактир. Сейчас ему важно было понять, кто еще примет его сторону. Он старательно вглядывался в лица, в том числе в лица молчавших. Кто знает, может, среди них есть и те, что пожелают безропотно принять веру пророка Аттилы – к чему ссориться с тем, на чьей стороне сила? Такие всегда поддержат большинство, драться – так драться, бежать – так бежать. Но лишь только по-настоящему дойдет до дела, сегодняшние тихони начнут переговоры с новой властью. Ведь это такой мудрый поступок – разделаться с конкурентами чужими руками?
Вновь зазвенел кассовый аппарат. Трактирщик призывал собравшихся к порядку.
– Я вижу, сейчас говорить не о чем, – едва смолкли голоса, хмуро произнес он. – Пусть те, кто считает нужным уйти, – уходят, вам всегда были рады здесь, и, если Трактир переживет эти дни, будут рады и впредь. Что мы просим, так это сообщить о грядущей напасти в бунки по всем границам Дикого Поля, во все селения, речникам, перевальщикам и лесникам. Пусть готовятся к бою. Если захотят прийти на помощь нам – ни один боец не будет лишним. Те же, кто решит остаться, пусть готовятся к схватке. Всякий, кто сможет держать оружие, получит его. Это касается не только свободных людей, но и рабов, приведенных на торжище.