И не надо на меня так смотреть, я не из института благородных девиц, блюсти чистоту речи не подписывалась! Узнаю – убью ректально. Так лучше?
Если честно, в глубине души я чуть-чуть, совсем чуть-чуть рада, что патруль меня отловил: сама бы ни за что охоту не бросила… Столько страху натерпелась, пока по туннелям да закоулкам темным шастала, – взмокла вся. Не вру, одежду выжимать можно, вся вонючая, в поту, любой маньячина за версту учует…
И что заботятся обо мне так, тревожатся… Четверка, ты бы видела лица мужиков моих – бледные, без кровиночки, сами орут, голоса срывают, аж колотит их от… бешенства и любви. Классное сочетание? Чистое садомазо… А я… бабы-дуры, что тут еще скажешь? Расплакалась – и от обиды, что охоту завалила, и от счастья, что рядом со мной любящие люди есть… Хреновая я охотница на маньяков, да? Хреновая, знаю.
Правда, с наказанием перемудрили, впаяли три дня тюремного заключения за нарушение особого режима… Ну да я не в обиде, отоспалась зато, мысли в порядок привела, отдохнула даже. Детишки мои навещать приходили… от горшка два вершка, а туда же – ругали меня и тут же жалели. У меня опять глаза на мокром месте, видать, расклеиваюсь. Так и обабиться можно в один прекрасный момент.
Только «откинулась», сразу к тебе, Четверочка, с новостями. Переживала за меня? Спасибо, милая. Нужна я, значит, кому-то: отцу, Дениске, детворе, даже тебе. Может, все не так и плохо?
Про жертву забыла рассказать. Не обошлось и в этот раз. Правда, охранники смеются, что не маньяк нынче позверствовал, а кто-то из своих, – завалили мужика дюже говнистого, которого иначе чем «презерватив» (естественно, в менее литературной форме) не называли. Так что никто особо и не расстроился. У «контрацептива» этого ни семьи, ни детей не было, кручиниться по нему некому. «Ежемесячная лотерея прошла, к всеобщему удовлетворению, успешно».
Я тоже обрадовалась, что незнакомого убили… Малодушно? Я в курсе, на широту души не претендую, до своих дело есть, а до чужих… Не осуждай меня, Четверка, все понимаю, но облегчения сдержать не могу: еще один Тот Самый День пережили…
Никита осуждать девушку точно не собирался, по крайней мере, не за облегчение. Зачем лицемерить? За несусветную идею с охотой она свое получила, и вряд ли в следующий раз мужики оставят ее без присмотра. Инцидент исчерпан.
Судя по следующим записям, жизнь Эль вернулась в привычное русло. Девушка вновь погрузилась в свою ответственную работу, вновь жаловалась дневнику на вечную усталось и еще более вечное отсутствие ненаглядного Дениса рядом. Они не отдалились, как бы того исподволь ни желал Никита, но виделись крайне редко – забот хватало на всех.
Миновало несколько «тех самых дней», гибли люди – разные, и хорошие, и плохие, но Эль и ее семью «лотерея» обходила стороной. Девушка не призналась, но Ник почувствовал, что Убежище постепенно смирилось с безумным ритуалом, он стал частью страшной новой реальности. Его ждали, его боялись, с ним пытались бороться, но восприятие его изменилось. К убийствам стали относиться, как к неизбежному злу, стихийному бедствию, которое невозможно предотвратить.
«Если не в силах победить, прими это, живи с этим» – защитные механизмы организма сработали безотказно. Трусливый, подленький принцип восторжествовал.
Ник и не думал осуждать обитателей Объекта за их смирение. Он не был идеалистом, но отношение к ним невольно поменял. Что-то похожее на разочарование… юноша не имел на него права, но все же ощутил его. Даже сильная духом Эль заставила себя принять чудовищную данность… Люди слабы – неужели так оно и есть?..
Ник слушал диктофон практически без перерыва, только изредка делал пометки, выписывал непонятные слова и фразы, которые позже собирался уточнить у Володи. Калейдоскоп сменяющих друг друга событий из другого подземного мира, называвшегося «Объект» и существовавшего много лет назад… Годовщину подавления восстания «болотных» маньяк «отметил», устроив настоящую бойню. Он вырезал семью из пяти человек в хорошо защищенном жилище, двери которого были заперты изнутри. Следователи так и не смогли объяснить, как убийца проник внутрь, а позже покинул помещение… Беременность Эль, незапланированная и нежеланная, она не хотела давать жизнь человечку, обреченному на вечное заточение, зато Денис прыгал от счастья… Никита стоически перенес эту новость, хотя пропасть между ним и девушкой из прошлого увеличилась до предела… «Это к лучшему, – объяснил он себе, – с необъяснимой, противоречащей разуму, влюбленностью давно пора было заканчивать».
Эль, отлученная от всех дел отцом и мужем (теперь уже мужем, церемонию провели сразу после того, как стало известно о беременности), погрузилась в свои мысли и переживания. Записи в дневнике превратились в настоящие исповеди напуганного, не знающего, что делать, человека. Она много времени проводила в церкви, беседовала со священником, пытаясь найти себя, оправдать то, что «подарит» своему будущему ребенку. «Мир без неба, консервная банка из свинца и бетона».
Вопреки ее опасениям, сын родился здоровым. Изменившаяся, противоестественная среда обитания никак не сказалась на нем – и молодая мама, наконец, обрела себя… Отстранилась от всего, что не касалось маленького и беззащитного мальчугана, жила только им. И лишь одно событие смогло вернуть ее к жестокой реальности.
В ночь накануне возвращения Володи Никита спать не собирался. Чувствовал, что записи Эль подводят его к чему-то важному, что-то вот-вот должно произойти… Он позволил себе часовой сон после быстрого ужина – короткий отдых должен был восстановить силы перед ночным «блицкригом». Выпив бодрящего грибного чая, юноша вернулся к дневнику. Его слегка колотило от предвкушения и ожидания, «горячо, уже горячо». Интуиция не обманула.
– Четверка, у нас ЧП! Мы гуляли по верхнему уровню – там недавно оборудовали хорошую детскую площадку, когда внезапно на всем этаже вырубилось нормальное освещение и включилось аварийное. Завыли сирены. Я даже не успела испугаться, Дениска мигом прилетел и вывел нас оттуда… Однако баззеры отлично слышны и в жилых подуровнях. Люди не знают, чего ждать, все встревожены. Авария? Какая? Насколько серьезная? За четыре года такого не было ни разу, с самой эвакуации, – тогда тоже выли сирены и работал красный «стробоскоп» вместо обычных ламп.
Вот оно! Ник догадался, что происходит, раньше, чем Эль, но, боясь спугнуть удачу, радоваться не спешил.
– Четверка, ты не поверишь! Пять минут назад забегал Дениска – на себя не похож, весь растрепанный, взбудораженный, но вижу, что довольный, еле сдерживается. У меня от сердца отлегло, значит, ничего страшного! Он обнял нас, прошептал два слова и тут же умчался куда-то. А знаешь, какие слова? Скажу по большому секрету: «герма открывается».
– Да! – Ник вскочил. – Есть!
Теперь будет, что рассказать Володе. Экспедиция, черт возьми, не бессмысленна!
– Управление спешно собирает группу, наружу отправляют восьмерых человек. Представляю, сколько добровольцев рвется на свободу… Эх, хоть бы одним глазком взглянуть, что на белом свете творится… Да кто ж меня отпустит, я нынче курица-наседка с дитем малым… Готовятся серьезно: антирадиационные костюмы, измерительная аппаратура, вроде бы даже передатчик с собой тащат, связь с внешним миром устанавливать. Интересно, есть еще где-нибудь выжившие? Ведь должны быть, Четверка? Люди ко всему приспособятся, мы тараканам еще фору дадим, у них нашей воли к жизни нет! Я уверена, не одни мы в нашей радиоактивной вселенной…