– Конечно. Старшие девчонки дни считают, ждут возвращения твоих пятничных вечеринок, – улыбка на ее устах завяла, но внимание Ника уже сфокусировалось на другом.
– Старшие девчонки? А ты, выходит, младшая?
– Выходит, – она виновато кивнула.
– И сколько тебе?
– Шестнадцать! – врать Лена не умела, румянец на щеках обрел прежнюю бледность. – Будет! Скоро… В следующем году, – с каждым словом ее голос звучал все тише.
Перспектива более приятного и естественного способа расслабиться – в сравнении с курением – летела на всех парах под откос. Никита враз помрачнел и заскучал.
– Что ж ты – такая маленькая, а по ночам гуляешь, да еще и в одиночку?
– Я не маленькая! – новые интонации, уж не злость ли? – И не одна, с тобой стою, разговариваю.
– Не серчай, Ленка, – Нику вдруг стало неудобно за собственную бестактность. – Подрастешь… в смысле, достигнешь полагающегося по закону возраста – заходи в гости.
– Спасибо, – голос немного смягчился. – По тебе все мои подружки сохнут…
Упрек? Но разве он в чем-то виноват?
– Из-за вечеринок? Или потому что богатый? – вопрос вырвался сам собой, юноша тут же обругал себя за несдержанность и глупость.
– Потому что умный и красивый, а еще благородный. Совсем не похож на других… «Особенный». Так подруги говорят. – Лена хоть и попыталась «прикрыться» подругами, но все равно смутилась отчаянно.
– Благородный? – Ник удивленно хмыкнул. – Благородный…
Трусливый он – диктофона крошечного до дрожи в коленках боится. Часто – беспомощный, а еще – непроходимо тупой. Учиться всему только-только начинает… Впрочем, маленькой восторженной девочке знать этого не положено. Пусть идеализирует, возраст такой.
– Лен, мне пора, работа ждет.
– Конечно. До свидания, Никита. Я приду.
– Что?
– На вечеринку… Когда можно будет.
Она развернулась и неспешно двинулась по балкону в обратную сторону. Никита смотрел ей вслед, и на сердце его отчего-то стало тоскливо. Может, потому что прежних веселых и разгульных вечеринок больше никогда не будет? Или не будет его самого?..
* * *
Володя выглядел еще ужаснее, чем в свой прошлый визит. Опрятная одежда и аккуратная прическа положения не спасали, глубоко запавшие в череп глаза производили тягостное впечатление.
– Что с тобой?
– Бессонница замучила. Думал, избавился от нее, ан нет, снова, сука такая, привязалась. Как сам?
– Эту ночь тоже не спал.
– Погано. Сочувствую.
– Не из-за бессонницы. Я дневник дослушал до конца.
– Я в тебе и не сомневался, – Володя тяжело опустился на стул. Провел рукой по лицу, массируя веки. – Мне еще есть кого спасать? – Вопрос дался ему не сразу, мешало не поддающееся контролю волнение.
– Не тебе, нам. Я с тобой иду.
– Хорошо, я очень рад… – голос Володи звучал глухо, казалось, он из последних сил борется с усталостью. – Многое надо обсудить. Только сначала закончим с этим.
Он вытащил из-за пазухи небольшой мешочек из темной материи, положил его на стол и аккуратно подвинул Нику. «Смотри».
Никита опасливо развязал мешочек, заглянул внутрь. Не разобравшись с содержимым, вытряхнул непонятную железку на стол. Крошечная, чуть ли не игрушечная оправа от очков, с единственной целой линзой.
– Что это? – вопрос еще не был произнесен до конца, когда правильный ответ возник в мозгу. И Володя это заметил.
– Заказ выполнен. Твой дядя отомщен.
Никита покрутил очки убитого карлика в руках, пытаясь понять собственные эмоции. Но эмоций не было. Никаких. Ни радости, ни торжества – ничего. Пустота…
Тогда он бросил оправу на пол и каблуком ботинка ударил по хрупкому предмету. Линза треснула со стеклянным хрустом, дужки изгибались под ногой в разные стороны, но никак не желали ломаться.
– Спасибо, работа принята.
– Вижу, что разочарован, – Володя сокрушенно помотал головой. – Не думай, дело не в том, что месть осуществлена чужими руками… Чужие, свои, разницы никакой… Уж мне поверь, месть не доставляет облегчения. Она и не должна доставлять. Молодец, что не радуешься смерти подонка. Нет в смерти никакой радости, если только ты не полный отморозок. А ты – не отморозок. Но кое-что со временем обязательно почувствуешь – не сразу, не завтра, но ощущение придет. Обещаю.
– Спасибо, Володя. Не твоя вина, что легче мне не стало.
– Легче не станет уже никогда…
– Ворота открылись ровно через четыре года с момента Катастрофы.
– Я так и знал! – несмотря на одолевающую его усталость, Володя вскочил с места. – Я так и знал!
– Как знал, что знал? – реакция гостя потрясла Ника: он столько бился, чтобы вытащить эти сведения из дневника, а заказчик, оказывается, все знал!
– Не грейся, юнга, никто твой труд не принижает. Я знал, но не был уверен. Нужно было точное подтверждение, и ты все подтвердил, за что тебе честь и хвала, а также причитающийся гонорар!
– Володя, я ни хрена не понимаю, давай по порядку? – Никита насупился. Еще бы, столько сил вгрохать и лишь «подтвердить», но не стать «первооткрывателем»!
Володя вернулся на место, нетерпеливо застучал пальцами по ́ столу:
– Кое-что я уже рассказывал в тот раз, когда ты соизволил накачаться до поросячьего визга. Но, по ходу, придется все повторять?
Юноша скромно кивнул, отгоняя позорные воспоминания.
– Ох, малой, есть рассеянный склероз, а есть пьяный… Хорошо, поехали по второму разу.
Я работал в компании, которую возглавляли Мечтатель, отец Эль, ну и Денис подвязывался в то время к руководству. Шустрый был пацанчик – из «золотой» молодежи, но не дебил и не бездельник, ухватистый, фишку, что называется, рубил. Вы с ним чем-то похожи, кстати, только его не жизнь заставила вертеться, а сам он на месте не любил сидеть, обожал движуху, чтобы кровь не застаивалась.
Никита поморщился, его покоробила не столько подколка собеседника, сколько сравнение с персонажем, в чей адрес он посылал тонны проклятий. К тому же выходило, что сравнение не в его, Ника, пользу.
От внимательного Володи гримаса юноши не укрылась:
– Я его тоже с трудом выносил. Из-за Эль. Многие были в нее влюблены, не девушка была – огонь. Даже ураган… Или цунами. ́ Я пробовал к ней подкатывать, но сам понимаешь, дочь босса, да еще и бдительный женишок невдалеке ошивается… Кстати, Эль хоть раз упоминала Володю из Снабжения?
Ник задумался на секунду, затем отрицательно покачал головой. Не хотелось расстраивать гостя, но против истины не попрешь.