– Чего?
– Премии за самоубийственный идиотизм. Или за такое Дарвиновскую давали? Не помню… Вот сижу я и гадаю: поджаримся мы здесь или запечемся? Как считаешь, камрад юнга?
– Мозги у тебя точно спеклись! – перспектива, нарисованная недальновидным товарищем по несчастью, вызвала у Ника приступ ярости. – Чего делать будем? Дальше в душегубке сидеть?!
Володя на резкость никак не среагировал, только плечами пожал:
– Была у нашего народа многострадального забава такая – баня называлась. Ты – человек темный, да и в силу малолетства вряд ли о ней слышал, но на шкуре своей все скоро ощутишь… Жаль водицы нет, пару поддавать, да веничков дубовых… Садистская такая потеха, я тебе честно скажу, но мужики и даже некоторые бабы это дело до крайности уважали… Я тоже. Одно плохо: станет невмоготу, никуда ты из парилки не денешься, до победного придется сидеть.
– Иди ты! – Никита злился на непредусмотрительного взрослого мужика, который облажался так не вовремя… А можно ли в принципе облажаться вовремя? Риторический вопрос не задержался в голове юноши. – Дерьмовый ты сталкер, дядя Володя.
– Зато хорошо прожаренный, с аппетитной хрустящей корочкой, – без выражения произнес дерьмовый сталкер. – Добро пожаловать в наш микроволновый солярий «Солнышко»! Акция для новых посетителей: закажи восьмичасовой нон-стоп и получи автообугливание бесплатно!
– Древний черный юмор?
Володя едва заметно кивнул:
– Раньше его висельным называли. Но «древний» тоже неплохо звучит.
– Мы не выдержим восемь часов… Нужно выбраться наружу.
– Не очень разумное решение – там мы будем, как слепые котята, совершенно беззащитны. Любой мутант с удовольствием заколбасит неспособного к сопротивлению человека. А стоит открыть один глаз, ласковое солнышко тут же выжжет сетчатку. Захочешь оставшимся глазом проверить, что случилось с первым, – минус оставшееся зыркало.
– Не смешно.
– Я и не смеюсь. При опасности или от испуга очи распахнутся сами собой. Инстинкт, ёшкин кот!
– Может, обвязать голову? Ну, чтоб… – начал Ник, но Володя его перебил:
– На крайний случай, если Карачун совсем одолеет, на пару секунд из машины выскочим, чисто дух перевести. Эту возможность будем иметь в виду. Легче тебе?
Никита с трудом улыбнулся:
– Хоть что-то. Всяко лучше, чем полная безнадега.
– Договариваемся на берегу: у нас есть три выхода, не чаще одного раза в полчаса, каждый выход не длиннее пяти секунд.
– Почему три? Почему полчаса? Почему пять секунд? – изнывающий от нестерпимого жара Никита «врубил» зануду на полную катушку.
Арех выразительно помолчал. Похоже, он считал про себя до некой успокоительной цифры. Затем ровным тоном ответил:
– Свежеиспеченным, извини за каламбур, нудистам местный загар крайне вреден для здоровья. Рак кожи обеспечен через десять секунд, ожог жутко нехорошей степени – через… – Володя потер наморщенный лоб, – короче, тоже весьма шустро. Я не силен в онкологии и ожоговой медицине, как и во всякой прочей эскулапщине, но заслуживающие доверия люди не рекомендовали принимать солнечные ванны.
– «Нудисты» и «эскулапщина»… – Ник больше не спрашивал, просто перечислял непонятности.
– Нудисты – голожопая голодрань, чей гардероб для выхода в свет состоит из одних лишь труселей и противогаза на голое тело.
Про «эскулапщину» коллега по несчастью ничего рассказывать не стал, сразу перейдя к трехразовым спасительным выходам:
– Каждый выход наружу – это серьезный риск, мы можем привлечь совсем ненужное внимание. Потому настоятельно предлагаю количество данных мероприятий сократить до разумного минимума. Волевым усилием, так сказать.
– Садомазо для силы воли?
– Самоограничение для выживания.
– Понятно… – пересохший язык во рту еле ворочался. Беседу оба продолжали, лишь бы хоть как-то скоротать вялое, никуда не спешащее время и отвлечься от тягот температурного режима. – «Не чаще одного раза в полчаса» – тоже из области героического идиотизма?
– Иначе ты будешь скакать туда-сюда, аки горный козел – каждые пять минут.
Тягучий, вязкий разговор под аккомпанемент озверевшего Солнца вымотал обоих. Сил на речь просто не оставалось. Напарники полулежали на своих сиденьях, откинутых назад, и считали сначала минуты, а с приближением полуденного испепеляющего зноя – секунды.
– Дядя Володя, мне выйти надо…
– Не надо! – обрезал Арех. – Нех подходы тратить!
– Подходы? Ты ж вещал о выходах?
– Подходы-выходы… Какая, в нашу баню, разница?! Сиди смирно, дыши ровно. Полный ахтунг еще не наступил.
– Разве? Сколько до полудня? По моим подсчетам, часов пять минуло…
– С последнего раза, как ты на часы мои глядел, прошло тринадцать минут и сорок секунд.
Никите захотелось выкрикнуть что-нибудь жутко оскорбительное и непотребное, но губы слиплись, и разлепить их он не смог – не хватило сил.
– Пить! – первые слова, сказанные юношей за последние восемь тысячелетий, – по летоисчислению нудного Ареха равнявшиеся сорока двум минутам.
– Рюкзак… за… сиденьем…
Несколько веков Ник боролся со слабостью, не дававшей ему поднять руки. На его счастье, жажда все-таки сломила сопротивление врага, одержав убедительную победу в маленькой столетней войне.
– Ты… будешь… – для вопросительной интонации не хватило энергии.
Володя раскрыл затуманенные глаза, которые долго пытался сфокусировать на фляге. А сфокусировав, что-то жалобно промычал.
– Как хочешь, – поняв его по-своему, парень попытался убрать воду в рюкзак.
Кажущуюся вялость компаньона сняло как рукой. Выхватив вожделенный сосуд, Арех жадно припал к горлышку.
– Шутник, твою мать! – едва оторвавшись от фляжки, просипел он. – В следующий раз шутилку сломаю…
– Злой ты, дядя Володя…
Злой дядя Володя облизнул пересохшие губы и, как полагается злобным дядям, зло зыркнул на осмелевшего юношу:
– Силы не трать… скоро самая жопа начнется.
Произнеся безрадостное предсказание, он откинулся на своем кресле.
То, что Арех назвал безобидным термином «жопа», в реалии оказалось адом. Самым настоящим. Температура в кабине поднялась до запредельных значений, тело Ника от корней волос на голове до кончиков пальцев на ногах покрылось горячим, резко пахнущим потом, от нестерпимого запаха которого затуманивалось и без того едва цепляющееся за реальность сознание. Даже собственное дыхание обжигало легкие и горло.
Воду они теперь не только пили, но и поливали себя ею. Никита опасался, что при соприкосновении с кожей или волосами живительная влага начнет шипеть и испаряться, но она пока, слава богу, не вскипала, даря недолгое облегчение перегревшемуся в адской парилке туловищу.