Клацнул замок на двери, в помещении раздались шаги и частое тяжелое дыхание. Снова клацнул замок. Саша прислушался. В помещении кроме него находился всего один человек.
Мысли его больше занимали не шаги неизвестного в полуметре от его ног, а местонахождение машиниста поезда.
Он стоял и боялся дышать.
– Он ушел, видимо, дальше! – раздалось в полуметре от майора. – Ищите его там!
«Там» – это, видимо, в глубине служебных помещений.
По тону было понятно, что говорящий не зовет на помощь. Значит, сообщает, что комната пуста.
«Это верный вывод, – подумал Саша, вспоминая точно такую же ситуацию в «Мираже». – Здесь никого нет».
Между тем делать что-то нужно прямо сейчас, через минуту-две в кабинет зайдут другие, так, на всякий случай. И среди них могут оказаться более догадливые. Дверь просто напрашивалась, чтобы ее одним движением приоткрыли.
Шагнув в сторону, Стольников оперся на правую ногу, почувствовал в ней силу и со всего размаха пробил дверью прямо перед собой.
Человека Ждана оглушило, но он даже в состоянии явного болевого шока заставил себя поднять не голову, но глаза. Секунды ему не хватило для анализа ситуации, режущая все тело боль мешала сообразить, кто или что могло поразить его таким образом.
Второй секунды у бойца не было.
Размахнувшись, майор дважды ударил его по голове.
Отлетев назад и рухнув на спину, снова ощутив ужасную боль от вынужденного разгибания, «грузин» оторвал затылок от паркета и в ту же минуту увидел подошву кроссовки. На этом все и закончилось.
– Ну что там? – раздался в коридоре голос, и захлопнувшаяся после атаки на боевика дверь сотряслась от пинка.
– Никого! – прокричал Стольников.
В ответ ему что-то прокричали, и человек от двери удалился.
На полу лежала, выпущенная из руки после удара, рация забитого дверью и ногой боевика. Саша поднял ее и, подумав, выбросил. Уже в который раз ему в руки попадает средство связи, и в который раз он вынужден оставить его за ненадобностью. Зачем ему рация, если другие только у врага?
Вместо рации Саша снял с плеча «грузина» «М16», а с головы кепи с эмблемой. А потом открыл дверь, вышел и смешался с хаотично движущейся группой боевиков. Пристроился за спиной одного из торопящихся по коридору людей Ждана и, наклонив голову, двинулся вместе со всеми с заданной скоростью.
Это тоже уже было! События повторяются и повторяются с настойчивостью, заслуживающей лучшего применения!
Он видел только ноги впереди идущего и слышал тяжелое дыхание в спину кого-то сзади. Раций было немного – две или три. Когда раздавались команды, коридор оглашался громкой речью и писк в динамиках на стенах переставал быть слышен.
«Где ты, машинист? – подумал Стольников, резко сворачивая за угол. – Поезд здесь, значит, и ты пешком обратно уйти не мог!»
Вслед за ним никто не пошел.
Поднявшись на верхний этаж «вокзала», он осмотрелся. Это было помещение, очень похожее на зал ожидания. Вероятно, здесь ожидали отправки в Другую Чечню, чтобы не толпиться на перроне, люди Ждана. За дальним столиком сидел и пил из бутылки холодный чай какой-то фрик с растрепанными волосами. Космы падали ему на плечи бесформенными прядями, взгляд тусклый и, вообще, он очень напомнил Стольникову человека, который находится в очевидном противоречии своих возможностей со своими желаниями. Под «натовской» курткой он имел черную майку с образом какого-то типа. «Бобби Браун – наверняка», – подумал Саша.
Поразмыслив, майор прошел меж рядами сидений и сел на стул рядом с фриком.
– Ты кто? – спросил.
– А ты кто?
– Я ищу машиниста поезда, отправляющегося в НИИ.
– Ну я машинист. А что?
– Ничего. Вставай, поехали.
– С чего это?
– Приказ Стольникова.
– А кто такой Стольников?
– Я.
Фрик повел плечами:
– Велено сидеть здесь, ждать.
Саша скользнул по его лицу внимательным взглядом. Чего ему сейчас не хотелось, это применять силу. Неизвестно, что в дороге сделает такой вот, косматый. Понятно, что о службе он представления не имеет, вольнонаемный. А эти борзые в речах, спасу нет. Пока в нос не ткнешь. И мстительные. Взгляд – тоскливый, такой бывает у лишенных секса.
– Не переживай, приятель, бабы – дело наживное, – прислушавшись к звукам на первом этаже, Стольников посмотрел на часы. – Сегодня – они нас, завтра – мы их… Да оставь ты эту бормотуху, приятель! Пошли к поезду.
– Ты чего клеишься?
– Что это ты имеешь в виду, приятель?..
– Да ладно, чего луну крутить, приятель! – окрысился фрик. – Я что, на дурака похож?!
– Откровенно говоря, да.
Фрик махнул рукой и заправил пряди за уши.
– Красивый мужчина садится за мой столик и начинает с утешений. А потом заводит разговор о женщинах, называя их бабами, и где уж мне тут, дураку, не догадаться, что он пробивает меня на отношение к женщинам. Да, я уважаю их. Ты получил то, что хотел?
Сначала Стольникову пришло в голову, что фрик пьян. А в бутылке – не чай, а дагестанский коньяк. Он заколебался.
– У меня подозрение, что мы не понимаем друг друга.
– Прости, я не готов к отношениям.
Майор перестал улыбаться.
– Сегодня много чего случилось, я не могу быть прежним, – объяснил машинист.
Стольников окончательно растерялся.
– Мы о чем сейчас говорим?
Фрик посмотрел на собеседника и с невероятным сарказмом на лице покачал головой.
– Посмотри на этот мир. Разве он не ужасен? Оглянись вокруг, красавчик. Вокруг одни оскалы, и я слышу чавканье и треск разгрызаемых костей. Нежность, любовь, откровения заблудились в этом лесу звериных инстинктов, красота ушла, остались черепа и кости. Где чувственность, друг? Когда и в какие края убежали ощущения первого весеннего солнечного луча и талого снега?
– Послушай, – окончательно приняв для себя решение, Стольников решил не затягивать алгоритм этого разговора. – Меня сюда привела проблема. Мне нужно срочно в НИИ. Ты готов мне помочь?
Тот покачал головой:
– Нет.
Саша притянул фрика за отворот пиджака и поморщился.
– Пойдем к перрону? Пожалуйста…
Фрик вздохнул и рассказал короткую, но невероятно встревожившую Стольникова историю…
– …а потом тот хам, что держал руку на моем плече, сказал: «Ты помечен, принт. Если ты еще раз вякнешь без команды, твои дни сочтены, принт». И что мне теперь делать?
– Нужно выполнять команды, принт! – вскипел майор и положил руку на плечо собеседнику. – Бегом на перрон!