Но Ирина?!
– Лоскутов, я наверх, а ты попробуй разыскать инженеров, отвечающих за подачу электроэнергии в тоннель!
– Я ни хрена не понял, но я это сделаю!
Боец исчез в заполненном пылью коридоре.
Стольников рванулся вслед за ним, но побежал не в сторону огромного стеклянного зала, а по лестнице – наверх.
«Я скоро умру, – думала Ирина, стараясь не глядеть в пропасть, которая становилась тем глубже, чем ниже опускалась пыль. – Если меня не найдут сейчас, меня не найдут еще сутки, а, быть может, и неделю».
Страх овладевал ею.
– Если меня не найдут сейчас, у меня рано или поздно возникнет желание перевернуться. Ванна соскользнет вниз, и я полечу навстречу своей смерти вместе с ней. Я не могу лежать неподвижно несколько часов… Как глупо… Боже, как глупо…
Она уже не думала о преследователях. Женская интуиция подсказывала, что им теперь не до нее. Ирина не помнила, в каком крыле подземелья стояли Ждан с людьми, когда она начала свой немыслимо витиеватый путь наверх. Не исключено, что неподалеку от того места, где произошло обрушение. После грохота, похожего на предтечу конца света, наступила тишина, изредка нарушаемая гулким стуком обваливающихся перекрытий. Но через несколько минут после того как осела пыль, она услышала звуки голосов, узнала их и снова почувствовала тревогу. Обрывки фраз долетали до нее как во сне. Ванна то глушила звук, когда он был сверху, то, наоборот, превращала его в многоголосое эхо, когда крики доносились снизу.
– Найдите мне девку! – бесновался Ждан где-то внизу.
Понять, что так взбесило ее похитителя, Ирина могла, но вот разобрать, что он кричит… Преследователи подходили к ней все ближе и ближе, и вот наконец наступил момент, когда услышала под ухом шорох бетона и тяжелое сопение. Беготня без лифта по восемнадцатиэтажному зданию – если считать этажи подвала – лишила всех сил.
Зловещая тишина тянулась не более трех секунд, но девушке показалось, что они длились вечность. Ступни бандита, возможно, даже Ждана, стояли у самой ее головы. Ирину и преследователя разделяли несколько сантиметров, возможно, даже не больше десятка…
И в этот момент – именно в этот, а не двумя минутами раньше, и не минутой позже, девушка поняла, что хочет чихнуть. Цементная пыль въелась в поры на ее лице, проникла в рот, уши, нос, и теперь наступил момент, когда нужно было чихнуть.
Этот случай столь часто демонстрировался в фильмах, что именно он портил ее мнение о режиссерской работе. Подобные случаи убивали в ней благодарного зрителя. Бомбы, которые вот-вот должны взорваться, обязательно должны быть оборудованы табло с обратным отсчетом времени. Максимум за две секунды главный герой должен был отключить бомбу. Зачем бомбы оборудованы табло, режиссер не объяснял. И почему любой главный герой в десяти случаях из десяти догадывался перекусить случайно оказавшимися у него под рукой кусачками именно красные проводки, а не синие.
А эти падения при бегстве от маньяков? За тридцать метров бега до своей машины баба успевает трижды упасть на землю. При этом всякий раз подъем на ноги доставляет ей такие мучения и занимает столько времени, что маньяку, чтобы ее не догнать, приходится бежать трусцой.
А эти чихи? Когда Ирина видела на экране в Каннах девку, спасение которой зависело по плану сценариста от ее молчания, и когда рот этой девки вдруг начинал распахиваться, а глаза дурнеть, ей всякий раз хотелось смеяться. Именно по этой причине, поняв, что сейчас начнет чихать, девушка смотрела прямо перед собой округлившимися от ужаса глазами, и ей казалось, что нос ее через мгновение разорвется от взрыва.
И она чихнула. Сдавленно, тихо, поднимая прямо перед своим лицом пыльное облако. Этот звук внимания стоящего над ней человека не миновал.
– Эй, – сказал он куда-то вниз. Ирине показалось, что ей. – Это ты чихаешь?
Если бы девушка могла сейчас говорить, обязательно бы ответила: «Нет». Но она умирала от ужаса, который лишил ее права голоса. Вместо нее подал голос человек, стоящий этажом ниже. Ирина его не видела, но поняла, что он стоит на краю провала под ногами товарища, то есть под ней, лежащей.
– Я никогда не чихаю, – донеслось до девушки снизу, – у меня полипы удалены.
– А у меня гланды вырезали, так я что, кашлять не должен?
– По идее – да.
– Понятно… Тогда, как твой напарник, могу с уверенностью сказать, что геморрой тебе еще не удаляли.
Вдруг она услышала шорох ног у своей головы, глухой удар и долгий, как колокольный набат, гул ванны. Видимо, бандит поднял ногу и ударил каблуком по дну.
– Я пошел вниз, а ты осмотри крышу.
– Ага, – послышалось над Ириной.
Когда шаги внизу стихли и девушка хотела уже протереть глаза, она шевельнулась и закашлялась.
И в этот момент случилось ужасное.
– Кто здесь? – услышала она над головой и от досады едва не заплакала.
Невероятно! Это невероятно! Так в кино не бывает! Если героиня в самом опасном эпизоде не погибла, значит, она никогда не погибнет! Это же все знают!
– Я спрашиваю – кто здесь? – снова услышала она, и голос этот показался ей до боли знакомым…
– Ждан, это ты залез под сантехнику?
– Стольников… – прошептала Ирина. – Саша, это ты?!
– Ира, какого черта ты тут делаешь?!
– Подними эту проклятую штуку!..
И тут же почувствовала, как тяжеленная ванна поехала в сторону от пролома, сдвигая по дороге и ее.
Еще через мгновение Ирина увидела свет. Ванна с грохотом отвалилась в сторону, и ей открылась странная картина. В углу, уронив подбородок на грудь, сидел с задранными до колен штанинами человек… Рядом с ним лежал разломанный пополам оранжевый кирпич, которого при входе в это помещение девушка не видела. Это давало основание полагать, что кирпич был занесен в ванную только что. А перед ней, с изумлением разглядывая ее с головы до ног, стоял Стольников.
Он разглядывал Ирину, и вид у него был такой, словно он хотел сказать что-то важное.
Поспешно одернув задравшуюся блузку, она быстро вытерла лицо и вдруг поняла, как смешно выглядит сейчас.
– Ты с ума сошла, Ира? – сказал Стольников. – Решила принять ванну?
Она рассеянно показала грязной рукой, украшенной покрытым пылью кольцом с голубым бриллиантом, на провал.
– Я перевернула ее на себя, чтобы спрятаться… И – вот…
– Я понял. В советских газетах про это часто писали. «На острове Шпицберген произведен подрыв ядерного заряда мощностью от пятнадцати до ста пятидесяти килотонн». А когда американцы спрашивали, почему такой большой разнос в килотоннах, наши оправдывались: «Да мы сами думали, что пятнадцать, а оно как…» – он не договорил.
Ирина расхохоталась и бросилась ему на грудь.