Сколько времени прошло с той минуты, как ушел майор? Семь часов? Восемь? Он посмотрел на часы. Девять. Скоро начнет смеркаться. Темнота оттянет гибель на некоторое время. Если бы Стольников мог, он бы уже пришел.
Жулин поднял винтовку и перекатился. Стрелять было невозможно – кровь заливала лицо, мешая вести прицельный огонь. Одна из пуль рассекла кожу на голове и задела, по-видимому, сосуд. В отчаянии и злобе он перекатился на спину, направил в сторону боевиков винтовку и расстрелял магазин одной очередью. Это был последний магазин. Когда патроны закончились, бросил «М16» и стянул со спины «вал».
Пока укладывался, пригибая голову, передергивал затвор, обратил вдруг внимание, что с позиции огонь ведется только из одного «М60». Работал пулемет Мамаева. Почему молчит второй?!
– Баскаков?! Баскаков!..
– Да здесь я, здесь!.. Заклинило, сука!.. Долбаные янки, не могут нормальный ротный пулемет сделать!..
– Русский ванька, сдавайся!.. – донеслось до Жулина. Вместе с этим криком пришло понимание, что боевики прекратили огонь. И вторая мысль – они продвинулись вперед метров на двести. Это значит, что между разведчиками и бандитами – сотня шагов.
– Зачем умирать?! Бросай оружие!
– Аллах акбар! – добавил кто-то из боевиков.
Третий голос предложил резать русских свиней.
И вдруг Жулин, надеявшийся на передышку, услышал грохот «борова» Баскакова. «Черт возьми! – пронеслось в голове прапорщика. – А могли побазарить с чехами пяток минут и по очереди оружие почистить!»
– Я тебе, сука, дам – бросай оружие! – орал сержант, превращая выбранную прицелом позицию боевиков в пыльное месиво. – Я тебе, сука, дам русского ваньку! Пидор безмозглый!..
Снова раздался грохот, и снова засвистело вокруг. Словно за спиной прапорщика стоял Краснознаменный хор Московского военного округа, и четыреста бравых свистунов выдавали ему в самое ухо трели соловьев. Пуль, казалось, и не было. Только – свист. Неугомонный, мерзкий, беспрестанный…
На самом деле пули были, и они были вполне реальными. Они гремели горохом по дверям за спинами бойцов и срывали кусками искусственный дерн с замаскированного входа.
Вести ответный огонь в такой обстановке не было возможности. Спрятавшись за убогие укрытия – кому досталась кочка, кому – ямка, бойцы ожидали если не окончания стрельбы, то хотя бы временной передышки, связанной с перезаряжанием боевиками оружия.
– Хорошо лежим! – взвыл от досады Ермолович.
А Жулин, вдавив лицо в траву и положив на затылок руки, слушал акцент выстрелов. Работало два вида оружия. Выстрелы из пулеметов, громкие, лающие, сыпались с частотой, при которой невозможно прицелиться. Огонь велся наугад, щедро, патронов у бандитов, видимо, хватало. «Калашниковы» трещали менее агрессивно, но легче от этого не становилось. После каждого свиста над головами разведчиков раздавались дополнительные звуковые эффекты от попаданий пуль, так что бойцы уже и перестали слышать друг друга в общей какофонии звуков.
Прапорщик поднял голову. Чехи снова начали движение. Впереди, странно сбиваясь то на рысцу, то на шаг, мчался широкий в плечах, бородатый чеченец. Жулина он удивил тем, что в каждой руке держал по пистолету. Задержав на боевике взгляд, прапорщик убедился, что ваххабит обкуренный. Либо, как вариант – обколотый. Мутный взгляд и явная неадекватность поведения не мешали ему, однако, стрелять и двигаться. Поражала ловкость, с какой стрелял этот, вооруженный двумя «кольтами», чех. Пусть у него в руках даже два пистолета, но такого мастерского владения оружием – Жулин вынужден был это признать – он еще не видел. Он сбился со счету, считая выстрелы. Чех вскидывал руки, нажимал на спуск, водил пистолетами по одному ему известным траекториям. Из-за этих траекторий невозможно было понять, куда угодит следующая пуля и стоит ли от нее прятаться. После двенадцатого удара пули в стену за своей спиной прапорщик перестал считать совсем.
– Айдаров!
– Вижу…
Слева от прапорщика раздался выстрел.
Мастер стрелковой подготовки остановился, дернув головой и взбрыкнув как жеребенок. Над его головой взметнулась бордовая взвесь, придавая уже трупу ореол мученика. Ваххабит рухнул на землю плашмя, выронив пистолеты из обеих рук.
Это была последняя атака. Жулин по привычке назвал бы ее крайней, но прапорщик понимал – последняя. И длиться ей не дольше двух-трех минут. Подгоняемая наркотиками обезумевшая толпа упырей пошла на штурм горстки разведчиков. Жулин знал, что это значит. Дождаться, когда упыри подойдут вплотную, и ударить последним залпом, освобождая магазины, отправляя пулю последнего – не крайнего – патрона в цель. А потом, закричав дико и отчаянно, выхватить ножи и пистолеты. Зажав правой рукой нож и держа в левой «Гюрзу», броситься на врага, стреляя в упор и получая в упор ответные пули. И те, кто останется после этого в живых, врежутся в толпу бандитов с ножом. Нанеся последний, наверное, удар в жизни… И так умереть на клыках этого бешеного зверя, запомнив последнюю минуту как минуту славы и чести…
Так думал каждый, Олег был уверен.
Боевики бежали вперед, горланя, и он видел их искаженные злобой лица.
И вдруг за спиной его раздался звук, заставивший Жулина усомниться в собственной трезвости. Тяжелый шум двигателя раздвигал створки, прикрывающие вход в холл, предваряющий тоннель.
Он обернулся.
Створки разъезжались, как шторки шахты перед пуском баллистической ракеты. Точно так они раздвигались две недели назад, когда группа привела из «Миража» плененную боевиками Ирину, дочь генерала Зубова…
Заряд вылетел из чрева входа, и один из «ЗИЛов» тряхнуло. На глазах прапорщика тяжелый грузовик съежился, словно перед прыжком, а потом его сожрал огненный оранжевый шар. Грохот заставил Олега повалиться на землю, боевики цепью, одновременно, рухнули на землю в тридцати шагах от разведчиков.
Второй заряд после мощного хлопка устремился в цель. Оказавшиеся позади цепи боевиков ваххабиты попали в эпицентр взрыва. Дикие крики раздались на равнине. Окутанные густым жирным пламенем, пять или шесть бандитов бегали, сбивая друг друга и пытаясь сбить пламя. Но огонь пожирал их плоть жадно и быстро.
– Ложись!.. – заорал прапорщик.
Из глубины тоннеля вылетел еще один заряд «Шмеля», а следом за ним – следующий. Стреляли двое – Олег понял. И снова – огненные шары, взбугрившаяся и взметнувшаяся вверх земля, и – крики о помощи и мечущиеся по равнине, на которую наступала темнота, живые факелы…
Желание жить вспыхнуло в Жулине с силой, какой он ранее не испытывал. Крича и кривя рот, он стрелял в бандитов, не жалея патронов. А их оставалось не так много…
Он услышал знакомый звук: словно где-то за углом в городе заводили ручным пуском двигатель трактора. Частый, резкий, громкий, он вошел ему в уши ощущением счастья. Автоматический гранатомет, именуемый в войсках «Пламя», расстреливал находящиеся в барабане гранаты единой очередью.