Сирс с Маккензи аккуратно уложили пластик, накрыли его щитом и с особой тщательностью восстановили мусорную кучу.
— Свети ближе, — в свою очередь сказал Веллингтон, когда Сирс и Маккензи закончили работу и отряхнули руки.
Потом достал заготовленную сумму из тысячных купюр и передал Сирсу, а тот их пересчитал и спрятал в нагрудный карман.
— Вот деньжищи-то, а?! — покачал головой пораженный Впритык. — Как же ты не боялся с таким баблом по нашим местам гулять, дядя?
— А мы уже задавали ему этот вопрос, — сказал Маккензи.
— И чего он сказал?
— Уже не помню, — честно признался Маккензи.
— В общем, Руди, трубы ты видел, аванс отдал и мы наготове, — подвел итог Сирс. — Чем раньше ты дашь сигнал, тем лучше. Все, пойдемте к машине.
Впритык пошел первым, за ним Маккензи, а Сирс, придержав Веллингтона за рукав, спросил:
— А про Лугара у кого узнал, Лаура рассказала?
— Да. А ты от кого?
— Про него не нужно рассказывать, он весь на виду был.
— Но вы дали ему последний шанс…
— Дали. Но по глазам было видно, что он побежит стучать Егерю.
Когда они вышли из здания, Веллингтон облегченно перевел дух, кажется, все складывалось удачно.
— Карты не забудь, мне нужны карты на ваши или вымышленные имена…
— Карты будут завтра. Ночью один наш смотается в Ферн и там оформит. Ближе нельзя, тут все докладывают Егерю.
Уже через два часа, дождавшись «окна», Веллингтон отправил сообщение на базу и зевающий полковник Весник развернул на экране новый файл.
— Чего там? — спросил из жилого отделения Горн.
— Веллингтон отчитался о подготовительном этапе…
Горн босой вышел в штабную комнату и, щурясь, стал читать донесение.
— Ну дает, а? Этому можно верить, Фрэнк? Не в плане недоверия самому полковнику Веллингтону, но в плане самой возможности такой вербовки?
— Не знаю, что и сказать. Оно, конечно, в принципе что-то подобное могли провернуть и мы сами, но только в принципе.
— Но, если ему удастся все это закончить, это будет нечто, Фрэнк!
— Да, закончить и вернуться живым.
Ферлин обожал пробежки на свежем воздухе, и свежего воздуха здесь было предостаточно, но бежать приходилось на беговой дорожке, а воздух подавался системой вентиляции закольцованного типа, поскольку даже вывод наружу отработанной дыхательной смеси мог привлечь внимание средств вражеской технической разведки.
После пробежки были душ, завтрак и визит к капитану Торну, с которым они встречались каждые два-три дня, в зависимости от занятости начальника.
Иногда встреча длилась минут двадцать, иногда час. Торн интересовался тем, что Ферлин прочитал из выбранных книг и что усвоил из обязательных к изучению файлов. На сегодня был назначен очередной урок географической и политической спецориентации, но информация была настолько секретна, что передавать ее мог только лично капитан Торн, а файлы, в которые она была заархивирована, закрывались кодом с тремя ключами: один из них находился у Торна, второй у начальника «спецотдела» и третий у директора СГБ.
— Что сегодня ели, опять рыбу?
— Но вы же знаете, сэр, — улыбнулся Ферлин, садясь напротив капитана в его кабинете.
— Да, мне докладывают, что вы едите, какие блюда заказываете снова, сколько потребляете калорий и каков состав вашей, извините, мочи.
— Я не в претензии, сэр. Но знаете, что меня интересует помимо вопросов подготовки?
— Что же?
— Как сюда доставляют самые свежие продукты, из которых готовится вся эта еда, ведь мы здесь полностью изолированы?
— Ну, это не так сложно, — улыбнулся капитан, ослабляя ворот и потягиваясь. Ферлин пришел к нему в девять пятнадцать, а он уже работал с пяти тридцати. — Для снабжения таких комплексов используются трубопроводы. Сначала ротором прокладываются тоннели, внутри протягиваются трубы, которые заканчиваются на какой-нибудь перевалочной или транспортной базе, где все сотрудники являются агентами СГБ.
— Но лучше «спецотдела».
— Да, значительно лучше. На склады привозят продукты, потом их развозят по магазинчикам, но часть прямо со клада утекают по трубопроводу в подземный бункер. Вот и вся хитрость. Но сегодня мы поговорим об устройстве жизни наших оппонентов, насколько мы вообще можем это понимать и истолковывать.
Капитан нажал кнопку интеркома и сказал:
— Курт, кофе, пожалуйста…
— Одну чашку?
— Мне кофе, а гостю — молоко.
Ферлин кивнул. Торн был на переднем крае и ему требовалось взбадриваться, а он пока жил в режиме отдыха и ему незачем было себя подстегивать.
— Насколько нам известно, сообщество призрачных, название которых нам вообще не удалось перевести, надежно контролирует более пятисот планет. Из них около сотни их собственные, где живет их популяция. Но кроме контролируемых, есть еще многие тысячи наблюдаемых, однако там, насколько я понял, они появляются раз в несколько лет или даже раз в сто лет.
— А сколько они живут, кстати?
— Хороший вопрос…
Дверь в кабинет открылась, и появился Курт. Он поставил на стол чашку кофе с блюдцем и высокий бокал с молоком, а затем удалился, не сказав ни слова. Никаких тебе «здравствуйте, сэр», «я могу идти, сэр?» Очень удобно.
— Так вот живут они, насколько нам удалось выяснить, от полутора до двух тысяч лет.
— А почему такой разброс?
— Неформатируемые — полторы, форматируемые — две тысячи.
— Такая цифра не сразу укладывается в нашей голове, правда, те, кого я видел в сферах, не производят впечатление наших родственников.
— Вот тут я с вами полностью согласен. Даже в нороздулах есть что-то, как бы это назвали — человеческое, а эти — полное ничто в плане понятных нам эмоций. Однако все, что требуется — выйти с ними на осознанный контакт, а для этого, помимо места, нужен язык. Это необходимо и для простоты общения с ними, и, что самое главное, в дипломатических целях. На них нужно произвести максимально благоприятное впечатление, я бы даже сказал — значимое.
— Как-то раз, сэр, вы обмолвились, что мы будем давить на них, угрожать. С тех пор что-то изменилось?
— Нет, друг мой, это по-прежнему единственный наш аргумент. Договариваться с нами они не станут, это смешно, и нам нечего им предложить. А вот шантаж и коварство — да, в этом мы преуспели. Этого не ожидали даже они, наш информатор с горечью заявлял об этом.
— А разве мы с ними когда-то конфликтовали в открытую?
— Они делали выводы из наших столкновений с каттингами. Дело в том, что, несмотря на силу, у каттингов были заложены какие-то правила в ведении войн, а вот нам — «мягким муглам», как они нас иногда называют, такие правила прививались, но были утеряны.