– А вот это самое интересное, уважаемые. – Измененный задумчиво поскреб подбородок. Вот чего он его скребет-то вообще, если даже бриться ему не надо? – Скажем так, я знаю, где ориентировочно может быть контейнер, если он именно такой, как вы, профессор, описывали. Был я тут на днях у нашей с вами общей хорошей знакомой, подсказать у кого, нет? Точно, Сдобный, у Бабки Матрены, у нее, родимой, и был. Эта старая перечница имеет очень даже неплохую кладовку, в которой хранит много чего ценного, если не сказать как-то посильнее. Артефактов типа «Янтаря» у нее там и близко нет, а вот с десяток «Сердец» видел. Не говоря о том, что там есть экспериментальный образец экзоскелета «Пересвет», как вам такое?
– Неужели? – Точинов даже подался к нему от удивления.
– Да-да, профессор, такие вот у нас тут порядки, в Районе. Вы там, у себя в институтах, разрабатываете, храните государственные тайны, отправляете всякую высокотехнологичную машинерию сюда на испытания, и здесь она благополучно уничтожается агрессивной средой Радостного и списывается. А потом, оба-на, раз, и всплывает в закромах наркодилера. Каково?
– Именно так, – кивнул Танат. – Да и хрен с ним, с «Пересветом», хотя штука-то хороша. Чего она ее у себя держит, так и не понял. Я на ее месте давно бы продал тем же «серым» и не заставлял его ржаветь в чулане. Хотя чуланом это назвать сложновато. Нормальное такое помещение, как по габаритам, так и по оснащению, оборудовано – прямо залюбуешься. Ну, так вот, мы с ней там прогуливались, так как мне у нее нужно было взять что-то в уплату долга, а интересного там много. Контейнер тот самый стоит на одном из стеллажей, стоит себе и ни гу-гу. Маркировки, как вы и говорили, – полосы и один-единственный значок. Вот и думайте теперь, господа рейдеры и прочие, как нам было бы удобно им воспользоваться, сняв тем самым основное опасение. Уничтожим Создателей, так и не будет ничего, никакого расширения. Думайте-думайте…
Пока Точинов и Крюк погрузились в те самые, рекомендованные Танатом, раздумья, Сдобный быстро объяснил мне то, что я проспал. Контейнер, как оказывается, просто должен был оказаться тем одним, который нес в себе настоящее вещество, предназначенное для уничтожения тех, кто сейчас управлял и Ковчегом, и Волной со Всплесками, и, соответственно, Радостным. Всего их было три, и два использовала Настя Ефремова, когда оказалась запертой в той самой комнате в лабиринте под городом. Свой и Забелина, который он передал ей перед тем, как погибнуть. И оба были ложными, как выяснилось уже на Большой земле. Кто-то из важных шишек, курировавших операцию, продался за те вещества, что поставляли из Района. Его дети, оказавшиеся на грани смерти из-за болезни, были как бы спасены с помощью артефактов. На деле оба, и мальчик, и девочка, подверглись Изменению, которое можно было контролировать только тем, что раз в месяц курьер привозил их отцу из Радостного. Вот вам и вся загадка, которая решилась просто. Но один из контейнеров, тот самый, он не успел подменить, и сложная смесь химических реактивов, синтезированных ядов и катализаторов системы охраны в Ковчеге, нашей системы охраны, была миной замедленного действия. И надо же такому было случиться, что оказался он именно у Матрены, гребаного страшилища, которое решило недавно сдать нас «серым» либо попытаться завалить собственными силами. Ай, и Бабка, ай, и шельма…
– Надо брать… – Сдобный посмотрел на меня.
Да надо, надо, как еще-то?
– Сколько у нее человек? – спросил Точинов.
– Ни одного. – Крюк хрустнул костяшками пальцев. – У нее только Измененные, их голов с двадцать осталось. Бойцы никакие, справимся.
– Это хорошо. – Точинов неожиданно улыбнулся.
Куда там, хорошо… двадцать голов. Охренеть не встать. Оно, конечно, очень круто, что так все сложилось, но! С нами есть Крюк, что дает нам охрененно большое преимущество, а вот сколько у нас бойцов на ногах? Сдобный, я, Скопа, Барин и Казак. Пять человек. Профессора мы оставим с Танатом и парнями здесь, в бункере. И то это я так думаю сейчас, когда все спокойно. А что будет утром, через пару часов, когда «серые» примчат сюда всем своим обезумевшим легионом и начнут нас отсюда выковыривать? Да уж, задача…
– Пикассо? – Танат посмотрел на меня.
– Что?
– С утра никого не будет, и днем тоже.
– Это еще почему? – удивился Сдобный, да и я тоже.
– Всплеск… – прогудел Крюк, подпирающий стену своей мощной спиной. – Там сейчас Всплеск, да такой, что раньше второй половины следующего дня не закончится.
Вот оно как, ну надо же. Неожиданно возникший Всплеск, которого нужно было ждать только через неделю, чудеса, да и только. Но удивляться опять почему-то не хотелось. Надоело уже это, вот по самое не хочу надоело. Одни какие-то самой судьбой подброшенные события, которые с самого начала похода подхватывают нас и крутят как соломинки в быстро бегущей воде. С какой стати Всплеск сейчас, кто бы мне объяснил?
Что это такое, спросите вы? Ну, как вам объяснить, что такое Всплеск? Это не то же самое, что было во время Волны, намного слабее, но от этого не лучше. Всплеск выбрасывает в Район свежую порцию того, что поддерживает жизнь в топтунах и заставляет Измененных быть такими, какие они есть. Я не знаю, додумались ли до этого всякие головастые умники вроде Точинова. Сдается, что давно уже дотумкали, и все понимают. А мы, обычные рейдеры, проверяли это просто и регулярно, самым что ни на есть жесточайшим способом. Берется одна отдельная особь обитателя эндемичной фауны Радостного, а лучше две или три. Запираются в клетки с толстенными прутьями после того, как берутся. Взять их куда как непросто, но что не сделаешь ради чистого научного эксперимента с садистским наклоном? Вот и я про то же: все, что нужно.
Так вот, берутся, значится, эти самые особи и сажаются туда, про что уже говорил. И наблюдаются вплоть до того момента, когда их звериная лютость и неуемные попытки сожрать металл ограждения прекращаются. Зверушки становятся вялыми и грустными. И есть с чего ведь. Ну а как не стать грустным церберу, к примеру, когда его замечательная шкурка начинает отслаиваться огромадными ошметками, воняя и истекая отвратного вида слизью? Потом у него медленно начинается апатия ко всему, включая сдохнувшие дополнительные головы, и через некоторое время подопытное существо счастливо испускает дух в клетке, отправляясь на наше кладбище домашних животных. Именно так и происходит с ними всеми, не исключая гуманоидных Измененных, волею судьбы таки прорвавшихся на Большую землю. Их, радующихся и пускающих довольные сопли и слюни в застенках «предварилок», вдруг начинает неотвратимо кондратить и трясти. Ну а потом все так же, как и у зверушек, даже похуже. Уж то, что страшнее, так точно.
Так что хорошо, господа рейдеры, когда Всплеск, тем более неожиданный и непонятно долгий и мощный, можно переждать в таком вот милом, сухом и теплом бункере, не опасаясь, что кто-то будет к вам ломиться.
– Так… – Сдобный задумался, покусывая нижнюю губу. – Так…
– Хорош такать, а? – Ну, а чего он из себя будильник изображает? – А как нам быть с Матреной, если там, снаружи, Всплеск?