Кого нужно скрестить Киру для того, чтобы получить подобное создание? Да кто ж его знает? Скорее всего, не обошлось без голема-зародыша, которого присобачили на корпус увеличенного грея. Результат, донельзя жуткое страховидло, вооруженное пулеметом, несется к ним. Гранаты попали где-то рядом, зацепили, и тварь уже не такая быстрая и мощная, как могла бы оказаться. Весь левый бок разворочен разрывами, иссечен осколками, но «кентавр» продолжает свой бег, открывая огонь.
Егерь уходит в сторону, успевая скрыться за металлическим кубом, в котором, если судить по почти стертой надписи, находится песок. Пули барабанят по кубу, но не пробивают.
Костоглод зигзагами приближается к «кентавру», уходя от пуль. Потом бросается вперед, стараясь достать, во что бы то ни стало достать тварь. Почему именно так, смертоубийственно и напролом? Этого Егерь не знает…
Пес пролетает расстояние быстро, сумев увернуться от пуль, и целит в горло твари. «Кентавр» принимает его в полете, успев выставить перед собой пулемет, ударом приклада стараясь отшвырнуть пса в сторону. Не получается, Костоглод рывком всего тела вытягивается в струну, лапами ударяя по металлу. Измененный поднимает руку, толстую, в канатах сухожилий и перекатывающихся валиках мышц, с поблескивающим металлом на предплечье. Челюсти пса смыкаются на ней, круша то, что могут крушить, разрывая на куски то, что поддается. «Кентавр» ревет, размахивая бревном конечности, стараясь ударить Костоглода пулеметом по хребту.
Егерь не теряет времени, понимая, что это шанс – такая тварь явно стояла на охране чего-то вроде продовольственного склада. Он несется вперед. Пролетая мимо двух четвероногих, вцепившихся друг в друга в жестокой схватке, бросает взгляд на своего не умеющего говорить товарища. Костоглод, на которого сыплются удары, не сдается. Правая верхняя конечность «кентавра», измочаленная, висящая под невообразимым углом, уже дает псу хорошую возможность закончить поединок в свою пользу. Но удары противника тоже достигли цели.
Егерь видит, что одного глаза у пса уже нет, вместо него кровавая каша. Сломано несколько ребер, их концы проткнули шкуру, по густому ворсу вниз катятся темно-багровые капли. Но Костоглод, тяжело хрипя, не сдается. Он рвется вперед, выдирая куски темного мяса из противника, старается добраться до горла, размолоть его и закончить поединок. Егерь не может стрелять, чтобы не попасть в пса, и нет времени на то, чтобы вмешаться в схватку с тесаком, надо идти вперед. Время не ждет, подгоняя хлыстом из ржавой колючей проволоки на старом Периметре у самой Черты. Егерю не хочется видеть такое по всей территории у огромной реки, возле которой он вырос. И потому – только вперед, набирая ход для последнего, возможно, рывка, оставляя позади хоть и бессловесного, но друга. Который делает сейчас все для того, чтобы он, Егерь, довел свое дело до конца…
В темноте той галереи, откуда вылетел «кентавр», лежат еще двое таких же, уже остывших, не шевелящихся. И гранаты ушли вперед не зря, он рад этому.
Бег, торопливый, очереди впереди, ответные в их сторону. Перезаряжая на ходу оружие, Егерь уклоняется от летящих трассеров, стреляет последними двумя гранатами, понимая, что попал куда нужно. Впереди вспыхивают какие-то железные емкости, разрываясь и грохоча. Густой черный дым, сквозь который нужно пройти, едкий, забивающий легкие.
Из дыма навстречу вылетает большой, с тлеющий шерстью, сумеречный волк. Молча скалится, брызгая пеной из раскрытой пасти. Скачет к Егерю, зарабатывает очередь в лобастую башку. Срывается с полета и замирает, подрагивая лапами. Измененный останавливается. Стараясь понять, где он находится, прячется за выступ стены, старательно снаряжая гранатомет последними тремя гранатами. И видит. Видит сквозь начинающую рассеиваться сизую пелену что-то большое, поблескивающее металлом, с отходящими в сторону прозрачными шлангами, наполненными бурлящей зеленоватой жидкостью. С присоединенным к металлической конструкции овалом «яйца»-резервуара, где плещется та самая жидкость. И в которой заметны очертания странного, не по-человечески изломанного тела. Раздумий ноль… гранаты уходят к цели. И время прекращает свой бешеный танец, возвращая бывшего разведчика к нормальной жизни…
Лаборанта он тоже убил, да-да… смог, сам того не желая. Тщедушная фигура с большим и отвратным на вид горбом на спине валялась рядом, искромсанная разрывами. Егерь улыбнулся, понимая: что-то он все-таки сделал как надо. Для того, чтобы больше нигде не появлялись новые резусы, големы и греи. Осталось последнее, и самое страшное. Вот где только это главное искать?..
А искать и не пришлось, Кир пришел сам. И так, что пропустить его было невозможно.
Хозяин вынырнул из разъехавшихся в стороны двух металлических пластин дверей, за которыми находилось большое помещение, уставленное резервуарами. Похожими на тот, что был присоединен к Преобразователю. Что могло находиться в них? Егерь очень надеялся, что ответ на этот вопрос он успеет узнать. Он глядел на Кира, явившегося во всем своем величии и ужасе.
Хозяин воспользовался всем, что мог дать Преобразователь, в полной мере. Высокая и мощная фигура, закрытая подвижными костяными пластинами на корпусе. Острые зубья-пилы на предплечьях, когти, выходящие из специальных сумок на пальцах, совсем не человеческих, вытянутых, с дополнительными фалангами. Гибкие хитиновые пластины, переходящие с мощной шеи на голову и закрывающие половину лица непроницаемым забралом.
– Ни хрена себе ты урод… – присвистнул Егерь, глядя на все это великолепие. – И что мне с тобой делать? Как убивать?
Глупо, наверное, было ожидать ответа. В такой-то ситуации. Он его и не дождался, а дождался только того, что Кир ринулся вперед, взревев как сирена. И глядя на него, такого звероподобного, Егерь понял, что человеческого в нем не осталось вовсе. Но бой от этого не отменялся. И он был к нему готов. Руки уже подняли старый и верный СКС, в котором были те патроны, что дал мальчик с антрацитовыми глазами. В черной пропасти этих глаз плавало знание того, что может быть…
Он сидел, привалившись спиной к холодному бетону. Костоглод лежал рядом, положив свою громадную голову ему на колени. Пес умирал. Сильное большое сердце билось то очень редко, то, наоборот, начинало заходиться в бешеном ритме. Егерь гладил его по мягкой шерсти на широком лбу, проводил пальцами по выпуклым надбровным дугам. Уцелевший глаз пса был закрыт. Пес уже почти не подавал признаков жизни, лишь изредка вздрагивая всем своим таким еще недавно сильным телом. Было очень и очень грустно, безумно жаль того, что уже не вернется, тоскливо – и почему-то легко. И еще Егерь понимал, что ему тоже осталось совсем немного. Потому что невозможно жить дальше, когда левая рука почти оторвана и держится только за счет локтевого сустава и рукава старой застиранной штормовки горного костюма. И вдобавок осколки нескольких ребер пробили легкие, а одно наверняка зацепило сердце. Но…
Туша Кира валялась на полу, с пробитой выстрелами АПСа головой и тесаком, вогнанным по самую рукоять под нижнюю челюсть. Для пущей надежности…
Ни одного из готовых к транспортировке резервуаров уже не осталось, так как в таком огне ничего не могло уцелеть. Преобразователь, чей механизм так долго смешивал в своем сумасшедшем комбайне несовместимое, был уничтожен. И какая разница, как он там варил свой компот, из которого выходили твари, что могли многое из того, что было недоступно Измененным? Больше этого не будет. И точка.