Фернандес, или точнее – Хосе Мигель Рамон Адаукто Фернандес-и-Феликс, вступил в революцию в двадцать пять лет. Сейчас же ему оставался год до сорокалетия. Но тогда карьера была стремительна, каких-то три года понадобилось отважному предводителю, чтобы получить от революционеров чин бригадного генерала, теперь же рост поневоле остановился. Правительство пропало, назначать и производить стало некому. Можно было сделать это самому, но смысл, раз армия все равно разбежалась?
Порою объявлялись какие-то личности, называли себя новыми руководителями Мексиканской республики, только как-то неубедительно. Не тянули они на вождей революции. Хотя целью движения являлась свобода и президента должны были выбирать, но появление невыбранного правительства не смущало. Ведь понятно: прежде кто-то обязан возглавить народ в освободительной войне, затем стать на некоторое время главой государства и уж затем…
Как Боливар в расположенных южнее странах. Жаль, в Мексике людей такого же размаха не нашлось.
Фернандес и сам уже был готов возглавить революцию, заслуги и авторитет позволяли, только кого возглавлять? Народ отошел от первого энтузиазма, стал неподъемным, словно со сменой метрополии независимость стала не нужна. Хотя тут гораздо больше повлиял решительный разгром повстанческих армий еще в первые годы. Кто погиб в бою, кто эмигрировал, а итог – нынешняя сравнительная тишина.
Как ни старался порою Фернандес нанести какой-нибудь удар по тиранам, на серьезный не хватало сил. Разве что совсем уж изредка удавалось что-либо сделать. Но уж совсем небольшое, больше похожее на укус насекомого.
Хотелось бы нанести удар по Веракрусу. Богатейший в данный момент город. Одних лишь товаров в нем столько! Главное же – арсенал. Наверняка имеющегося там хватит вооружить не один полнокровный полк, да еще щедро снабдив его пушками.
В городе даже имелось тайное революционное общество, весьма полезное в плане добывания информации, однако слабое в военном отношении. Сколько знал Фернандес, в стоявшем гарнизоном полку к обществу принадлежала лишь пара офицеров. Да во флотском экипаже было столько же. Прочие служили власти не за страх, а за совесть. Если еще учесть – солдаты были частью русскими, как и добрая половина матросов, то поднимать их на восстание было делом заведомо бесполезным.
Что им чужая свобода?
Да и среди горожан помимо креолов встречалась масса переселенцев. Пусть некоторые из старожилов были недовольны, но многих ситуация устраивала. Жить-то стало лучше. Словно в затхлую атмосферу ворвалась струя свежего воздуха. Улучшилась торговля, стало больше работы… Примитивная мечта обывателя.
Надежда стала возрождаться буквально лишь в последние годы. Когда даже у Фернандеса едва не опустились руки, неожиданно объявились настоящие друзья. Нет, не от Боливара, как было бы можно ожидать. Симону в его нынешних делах и заботах было не до Мексики. Огромные освобожденные территории требовали внимания, сил и денег. Если со вниманием был относительный порядок, силы какие-то имелись, то с деньгами были сплошные проблемы. А какая помощь без звонкой монеты?
Помощь пришла с севера. Там ведь тоже едва не полвека существовала республика, а ведь каждый демократ всегда готов помочь единомышленнику в установлении справедливого общества. Ничего удивительного, что прежнее правительство Мексиканской республики находилось в Североамериканских Штатах. Нового там выбрано пока не было, однако помочь революционерам в Вашингтоне решили всерьез, не скупясь.
Не просто разовые выплаты, а твердое обещание ежегодного финансирования, но в обмен на подготовку к восстанию. И, разумеется, выполнение попутных мелких просьб далеких друзей. Как без этого?
Сельва в штате Веракрус.
Русская Америка
Сельва действительно не любит чужих. Но двое из троицы въехавших под зеленые своды всадников вели себя уверенно, как люди, неоднократно бывавшие в ней и минимум немного разбирающиеся в лесных тайнах. Они даже ехали так, словно перед ними был не дикий лес, а знакомая дорога, пусть проходящая сквозь дебри, огибающая сплошные кусты, но все-таки…
Особенно это бросалось в глаза по сравнению с третьим спутником. Вот тот постоянно держался настороже, вертел головой и явно не мог понять, как здесь вообще можно ориентироваться? Все деревья с виду одинаковы, и даже солнце не в силах пробиться сквозь густой шатер листвы.
Сильно досаждали насекомые. Приходилось прикрывать лица, чтобы какая-то мелочь не набивалась в рот и нос. Потом сельва чуть изменилась, насекомых заметно поубавилось, и даже дышать стало легче.
Ехали молча. Не потому, что лес не любит пустых разговоров. Просто большей частью путь приходилось проделывать гуськом, а кричать в спину или оглядываться тяжело.
Крупных зверей не встречалось. Наверно, к счастью. Мужчины двигались в глубь сельвы отнюдь не для охоты.
Путь казался бесконечным и довольно однообразным. Еще хорошо, не приходилось спешиваться, ведя коней под уздцы.
Наконец головной мужчина спрыгнул на землю, обернулся к спутникам и выдохнул магическое слово:
– Привал.
Небольшая в общем-то поляна давала достаточно места и людям, и лошадям. Даже странно, откуда посреди росших едва не сплошняком деревьев вдруг возникло свободное пространство. Можно хоть немного размять ноги, затем присесть, хоть немного перекусить и прийти в себя от непрерывного движения.
– Хоть правильно едем? – спросил Пуляковский, жуя холодное мясо.
– Правильно, – кивнул Хуан. Тот самый, что ехал во главе крохотного отряда. – Ближе к вечеру доберемся до первого поста.
Пуляковский едва не поперхнулся.
Он примерно представлял себе трудности пути, но действительность оказалась гораздо хуже.
Врагам Фернандеса в жизни его не одолеть. Как и друзьям до него не добраться. Можно скрываться в сельве хоть до второго пришествия, а то и после него.
Но и самим действовать отсюда трудно. Путь ведь не становится короче, если проделывать его с другой стороны. Палка всегда о двух концах.
– Как вы здесь живете? – вздохнул Пуляковский.
Ему часто приходилось путешествовать по делам, и сам себе он казался привычным ко всему. Но сельва нагоняла на него тревогу и тоску. Случись что с проводниками, и самому отсюда не выбраться никогда. Мрачноватый зеленый мир без конца, края и сторон света.
– Нормально, – коротко ответил Хуан.
Не слишком молодое его лицо с седоватой щетиной на щеках было спокойно. Наверно, иного существования повстанец себе уже не представлял. Ведь привыкают другие к жизни в горах, а кто-то, как слышал Пуляковский, вообще постоянно обитает в пустыне. Людские представления о счастье относительны. Кому-то требуется блестящее положение в обществе, богатство, почет, возможность влиять на события в стране или в мире, а кому-то достаточно крыши над головой да относительного покоя вокруг.