– Полковник!
Но он и без моего крика бросился наперерез, а уж крыл при этом так, что мог позавидовать иной боцман.
Бывшая с нами резервная сотня перехватила часть бегущих. А тут на нас нахлынула волна турок, и дальнейшее я воспринимал с трудом. В памяти остались какие-то фрагменты. Выпады, парирования, крики, стоны, рывки вперед, откатывания назад, пока откуда-то сбоку не грянул никогда не слышанный мной наяву, но знакомый по фильмам клич:
– Ура!
Удар двух рот во фланг вновь переменил ситуацию. На этот раз в панику впали турки. Пусть их было в несколько раз больше, но тьма не позволяла оценить реальные силы подошедшей подмоги. Порыв же преображенцев оказался таким, что попытавшиеся что-то сделать были сметены, а остальные сочли за благо не испытывать дальше переменчивую судьбу.
Зато стрельцы, по крайней мере какая-то их часть, воспряли духом и поддержали атаку Командора. Был рывок, бег, а когда я чуть пришел в себя, то оказалось, что стою на стене у той самой башни, которую днем обстреливал Гранье.
Небо начинало светлеть. Потихоньку, медленно, и до рассвета оставалось немало времени. Но для нас гораздо важнее прихода утра был приход подкрепления. Наскоро собранный совет определил наши собственные силы – остатки двух рот преображенцев да меньше сотни стрельцов. Да плюс мы с Женей, попавшие сюда неведомо как, зачем и в каком качестве. Вернее, еще я – понятно, но когда к драке присоединился Кротких?
Со стороны покинутой батареи Гранье слышался частый перестук барабанов. Очевидно, заблудившийся Гордон все-таки вышел к назначенному месту и теперь явно спешил к нам.
– Кротких! Раз уж ты без гитары, то поторопи наших! Всем приготовиться к турецкой контратаке! Ружья зарядить! Попробуем отбиться огнем, – распоряжался Кабанов. – Нам продержаться – всего ничего.
Ничего – это хорошо. Однако турки набросились на нас огромной толпой. Залп фузей, штуцеров и пищалей не остановил их натиска, и все опять завертелось в карусели рукопашного боя. В той самой, которую потом и не вспомнишь толком.
Рядом со мной рухнул стрелецкий полковник. Ятаган едва не разрубил его пополам. Здоровенный турок обрушился на меня, и пришлось применить все умение, чтобы не стать следующей жертвой.
Шпага не ахти какое оружие против ятагана. Не знаю, чем бы кончилось дело, однако какой-то солдат ударил моего противника штыком в спину. Затем солдата в свою очередь рубанули откуда-то сбоку, и мне оставалось только отомстить за смерть моего спасителя. Благо, убийца был менее умелым, чем тот, с которым я дрался перед тем.
Передо мной оказалось сразу двое. Я уж приготовился распрощаться с жизнью, но вокруг раздались яростные крики, и народа на стене сразу стало больше. Только уже не турок, а ворвавшихся сюда солдат. И где-то рядом гремел голос Патрика Гордона:
– Вперед! Не задерживаться!
Сил идти вперед у меня не было. Да это было и не нужно. Мне. Проход в крепость был открыт, и дальнейшее зависело от подошедшей подмоги. Три полка – немного, но это лучшие полки. А там…
Азов был все-таки взят…
Винниус готовил в Москве какую-то особо почетную встречу победителям, и Петр покорно ждал, не вступая в столицу. Самодержец вообще был склонен к дешевым театральным эффектам. Причем относился к ним до неприличия серьезно. В нем было намешано много и хорошего, и дурного. Последнего могло бы быть и поменьше. Только все равно история практически не оставила никакого выбора. Или очередная Смута с последующим прозябанием страны на второстепенных ролях, или перемены. Что там говорили о них китайцы?
Любого исторического деятеля нельзя рассматривать отдельно от его эпохи. Наверно, сейчас России нужен был именно такой правитель. Алкоголик с характерным для многих пьющих самодурством, жестокий, безнравственный, но в то же время деятельный, работящий, не страшащийся неудач, упорный свыше всех пределов. Ошибок он наделает много. Остается надеяться, что хоть какие-то нам удастся предотвратить, а остальные несколько смягчить. Тем более некоторое влияние на царя мне приобрести удалось. Другом я для него не стал, но авторитет имел.
Трудно. Я старался влиять на царя, но и он пытался откровенно распоряжаться моей судьбой. Сам увлеченный морем, упорно стремился сделать из меня моряка. Пришлось отказываться изо всех сил, даже удалось пока отвертеться, только не знаю, надолго ли? Кажется, что нет. Петр уже решил ехать в Европу. Не только учиться кораблестроению, но и набирать кадры для будущего флота. Но нашу компанию он тоже считал этими кадрами, к тому же находящимися под рукой. К счастью, помимо моряков самодержцу было нужно многое, и потому мы как бы оставались в запасе. На некоторое время.
Кроме Сорокина и Ярцева. Костя получил чин капитана второго ранга и строящийся фрегат, Валера превратился в некое подобие личного царского шкипера, раз уж пока отсутствует должность флаг-штурмана. Оба моих бывших сподвижника, помимо этого, превратились в преподавателей учреждаемых с их же подачи морских курсов. Пока для двух десятков отобранных царем дворян. Новоявленные слушатели понятия не имели, как им повезло. Хоть не придется отправляться за границу без денег и знания языка. На месте любая учеба легче.
Сорокин получил еще и третью полуофициальную должность в импровизированном комитете вооружений и изобретений. Куда, кстати, вошли мы все. Гранье, помимо прочего, стал командиром только что основанной бомбардирской роты Преображенского полка. Хорошо шли дела у наших производственников и торговцев.
Что до меня, то майором мне так и не суждено было стать. После взятия Азова Петр немедленно произвел молодого Голицына и Ширака в капитаны. Мне достались три деревни, золотая медаль и повеление сформировать новый полк. А вместе с тем – чин полковника, минуя все предыдущие. И уже по моей просьбе Петр разрешил мне поменять фамилию. Отныне Санглиер исчез, а на его месте появился человек с дословным переводом – Кабанов.
Полк еще только предстояло сформировать. Зато у меня был отличный помощник в лице Григория. Да и сам полк должен был стать егерским, принципиально новым. Это было интересное дело для военного человека. Сложное, трудное, но самое главное – иметь желание и готовность потрудиться от души. И тем и другим я обладал в избытке. И даже время до грядущей войны еще было.
Напрягали две вещи. Необходимость быть рядом с Петром. Конечно, с одной стороны, полезно для дела. В чем-то мне исподволь удавалось убедить царя, на некоторые события я мог даже оказывать некоторое влияние. Но плата…
В качестве платы приходилось пить. Петр по любому поводу, а часто без него был готов устроить грандиозную попойку, причем всегда следил, дабы никто не смел пропустить хотя бы рюмку. Ему самому было хорошо. Я же потом по утрам мучился жестоким похмельем, никак не мог прийти в себя и был не способен ни к каким действиям. Если же учесть количество застолий, то пустые дни случались часто, и я поневоле ждал, когда же будущий император отправится в свое заграничное путешествие.