– Еще вода может стать льдом, когда замерзнет, – самостоятельно дополнил Алексей.
– Молодец, – похвалил я царевича. – И так любое вещество. Только температура для каждого своя.
– Но так летают кабаньеры, – вставил Марат. – А тут же воздух не нагревают.
– Правильно. Потому что в дирижаблях используется самый легкий газ. Он настолько легкий, что спешит подняться наверх и тянет за собой оболочку, гондолу, людей, груз. Но если груза будет много, то газ поднять его не сможет.
Алексей вздохнул. Он явно что-то напряженно обдумывал и лишь потом опять спросил:
– А птицы? Они тоже вырабатывают газ?
Вот же настырный ребенок! Хотя мне эта настырность нравилась. Хорошо, когда ребенок в детстве задает бесконечные «почему?». А тут ведь не только задавал, но и делал некие логические выводы!
Пришлось попроще объяснить то, что на скорости воздух тоже является опорой. А также – что движение относительно и все равно, дует ли ветер или мы с той же скоростью несемся или ползем сквозь атмосферу. И, дополнительно, – о восходящих и нисходящих потоках.
Я стал эгоистично подумывать: считать любознательность положительным качеством или, напротив, занести ее в отвратительные черты характера?
Шутка, конечно. Но не всегда и не все легко объяснять. Особенно когда многое сам воспринимаешь как нечто само собой разумеющееся, а для иного маловато доходчивых образов.
– Значит, можно сделать крылья, поставить мотор от дирижабля и полететь? – никак не хотел сдаваться Алексей.
– Мотор очень тяжел, – пришлось вновь рассказывать легенду о найденном древнем кладе. – К сожалению, сделать новый мы пока не можем. Как – понимаем, а способов у нас нет.
– И в Европе нет? Папа говорил, там умеют делать все.
– В Европе умеют гораздо меньше нашего. Там нет ни паровых машин, ни кабаньеров, ни дирижаблей.
– А еще у них нет нашей веры, – дополнил царевич.
Нет, все-таки он мне нравился. Вот только наставники ему попались никудышные. А так – может, после Петра именно такой царь и нужен будет России? Более склонный исконно русскому менталитету, не столь сильно подверженный иноземному влиянию. Если к тому времени уже будет закончено обновление армии, появится основа промышленности, займет нужное место флот, то следующей задачей неизбежно окажется предотвращение разрыва между дворянством и народом, воссоединение сословий, уже нарушенное Петром. И потребуются совсем иные черты характера, чем у энергичного, работящего государя.
– Скоро полетим бомбить шведов, – сообщил я.
Первый налет планировался на полдень, а сейчас все еще стояло утро.
Странная штука – это время. Одиннадцать часов утра, но двенадцать – уже полдень. По самому значению – середина дня. Тогда сколько же длится этот день, если его середина начинается менее чем за час? Да и про одиннадцать часов вечера никто не говорит: уже ночь.
– Шведы нехорошие? Поэтому мы их бьем?
Ого! Ну и вопросик!
– Почему нехорошие? Весь народ не может быть хорошим или плохим. Есть хорошие и плохие люди. Просто России нужен выход к морю. Иначе трудно торговать с другими государствами. А эти земли когда-то давно были нашими. Вот мы и возвращаем себе то, что отняли у нас.
– А еще нашими были земли на юге. – Маратик наслушался своего отца и теперь старательно демонстрировал эрудицию.
– Правильно, – кивнул я.
– Когда я вырасту, я тоже буду пиратом и воином, как мой папа и вы, – без особой последовательности сообщил сын Ширяева.
Алексей посмотрел на него с завистью, как смотрит один ребенок на другого, когда тот хвастается вещью или планами.
– Я тоже, – без особой уверенности сказал царевич.
– Нет, ты будешь царем, – отрезал Марат.
При нем мы никогда не говорили о нашем варианте истории, предпочитая творить ее сами.
Царевич вздохнул. У меня сложилось впечатление, что о царской доле он судит в основном по отцу. Обязательные пьянки с приближенными, участие в строительстве кораблей, определенное самодурство… Если учесть, что большинство приближенных отца царевича не жалует, то понятно, почему мальчик не слишком хочет править ими. Но хоть не мечтает казнить из мести, как Петр стрельцов.
Снаружи ангаров послышался шум. Следовательно, подъехал Петр Алексеевич и скоро солдаты начнут осторожно выводить дирижабли.
Точно. В ангар ввалился царь в сопровождении небольшой свиты. При виде того, что я беседую с его сыном, на лице его мелькнуло выражение недовольства.
Нынешняя система чинов настолько запутана, что порою трудно разобраться, кто кому и когда подчинен.
– Господин капитан-командор! Поручик воздушного флота Петр Алексеев к полету готов! Какие будут приказания? – вполне серьезно отрапортовал государь.
Все обговорено еще с вечера, но воинская служба имеет свои ритуалы. Пока еще не слишком сформированные, но я постоянно стараюсь следить, чтобы все было по форме.
– Действуем по плану. Вывод дирижаблей через двадцать минут. Нагрузка – максимальная. – Я помолчал и добавил то, что пришло в голову во время беседы с детьми: – Во второй вылет каждый корабль возьмет по ученику, – и кивнул на мальчишек.
Петр поморщился вторично. Наверное, прикинул, сколько бомб в итоге мы не сумеем взять.
– Пусть с детства привыкают к небу, – твердо закончил я.
Это было уже другое. Петр усиленно пропагандировал учебу, посылал молодежь для стажировки на заграничные флоты и, следовательно, возразить тут ничего не мог.
– Государь, можно на два слова?
Может, и не дело отвлекаться перед важной задачей, но откладывать на потом мне не хотелось.
Мы отошли в сторонку. Меншиков попробовал увязаться за нами, но Петр так посмотрел на фаворита, что Алексашка счел за благо отправиться распоряжаться причальными командами.
– Я подумал, что надо привести в порядок все основные законы. Сейчас одновременно действуют и старые уложения, и новые указы, а это дает право подьячим трактовать любое дело в желаемом русле. Иначе говоря, создает простор для злоупотреблений. Нужен свод основных положений.
– Хорошо, – кивнул государь. – Но кто этим займется?
Людей не хватало настолько, что каждый более-менее способный человек совмещал по нескольку должностей. Я сам умудрялся числиться и по армии, и по флоту, и по воздушным силам. Помимо командных функций на мне лежали вопросы комплектования, обучения, усовершенствования организационной структуры и многое в том же духе. В ближайшее время я должен был войти в создающуюся комиссию по составлению Военного и Морского Уставов. Это если не считать наших общих с Флейшманом дел по производству, возни с новыми изобретениями и многое другое. Вплоть до дипломатии, хотя никакого поста в ней я не занимал.