Хакетт перестал разливать кофе и посмотрел на хозяина.

– Шкафчик заперт, сэр.

– Знаю, но у вас имеется ключ.

– Нет, сэр. Он у миссис Робильотти.

Мне показалось, что это вызвало смущенное молчание, но Сесиль Грантэм рассмеялся и сказал:

– Принесите топор.

Хакетт продолжал разливать кофе.

Биверли Кент, человек с длинным лицом и большими ушами, прочистил горло.

– Небольшое воздержание только на пользу, мистер Робильотти. Мы же знали, каков будет протокол, когда принимали приглашение.

– Какой еще протокол? – запротестовал Поль Шустер. – Протокол тут ни при чем. Просто удивляюсь вам, Бив. Не бывать вам посланником, если вы не знаете, что такое протокол.

– Я никогда им и не буду, – заявил Кент. – Мне тридцать лет, вот уже восемь лет, как я закончил колледж, а кто я такой? Мальчик на побегушках в нашей миссии при Организации Объединенных Наций. Разве я дипломат? Но что такое протокол, я знаю лучше, чем молодой многообещающий адвокат какой-нибудь корпорации. Что вы-то знаете о протоколе?

– Не много, – посасывая кофе, отозвался Шустер. – Не много, но что это такое, я знаю, и вы неправильно применили это слово. Вы также ошиблись, я не являюсь молодым и многообещающим адвокатом. Адвокаты никогда ничего не обещают. Я немногого достиг, но я на год моложе вас, поэтому еще остается надежда.

– Надежда для кого? – вопросил Сесиль Грантэм. – Для вас или для корпораций, в которых вы служите?

– Что касается слова «протокол», – сказал Эдвин Лэдлоу, – то я могу примирить вас. Так как я издатель, то резюме принадлежит мне. Итак, слово «протокол» происходит от двух греческих слов – «протос», что означает первый, и «коллао» – клей. Почему именно клей? Потому что в Древней Греции «протоколлон» был первым листом с изложением манускрипта, который наклеивали на рулон папируса. В наше время протоколом называются различные документы – первичная запись чего-либо, отчет о проделанной работе или запись какого-либо соглашения. Это должно поддержать вас, Поль, но Бив тоже прав, так как протоколом называется также свод правил дипломатического этикета. Так что вы оба правы.

– Я за Поля, – заявил Сесиль Грантэм. – Запирать спиртное – значит нарушать этикет. Хуже – это просто акт тирании.

Кент обернулся ко мне.

– Что скажете вы, Гудвин? Вы детектив, может быть, поэтому вы сможете найти ответ?

– Я не вполне понимаю, чего вы добиваетесь. Если вы хотите узнать, правильно ли вы употребили слово «протокол», то лучше всего обратиться к словарю. Наверху в библиотеке есть словари. Но если вы хотите выпить коньяку, а шкафчик заперт, то лучше всего одному из вас сбегать в винный магазин. Ближайший на углу Восемьдесят второй и авеню Мэдисон. Давайте бросим жребий.

– Практичный человек, – заметил, Лэдлоу. – Человек действия.

– Заметьте, – обратился к остальным Сесиль, – Гудвин знает, где находятся словари и где ближайшая винная лавка. Детективы знают все. – Он обернулся ко мне, – Между прочим, если уж речь зашла о детективах, вы находитесь здесь по служебным делам?

Не обращая внимания на тон, которым это было произнесено, я спокойно ответил:

– Если да, то какого ответа вы ждете от меня?

– Гм… Так вы отвечаете на мой вопрос отрицательно?

– А что еще я могу ответить?

Роберт Робильотти фыркнул.

– Один ноль, Сесиль, тебе дается еще одна попытка.

Сесиль пренебрег замечанием отчима.

– Я спросил просто так, – обернулся он ко мне. – Или мне не следовало спрашивать?

– Почему же? Вы спросили – я ответил. – Я повернул голову направо, затем налево. – Приди я сюда по делам службы, я бы так и сказал, но я здесь не в связи с моей профессией. Сегодня утром мне позвонил Остин Бэйн и попросил заменить его. Так что со всеми претензиями обращайтесь к нему.

– Думаю, это никого не касается, – сказал Робильотти. – Про себя скажу, что это не мое дело.

– И не мое, – продолжал Шустер.

– Ну, хватит об этом, – воскликнул Сесиль. – Просто меня взяло любопытство, черт побери!.. Может быть, присоединимся к матерям?

Робильотти метнул в него далеко не дружелюбный взгляд: кто тут хозяин, в конце концов?

– Может быть, кто-нибудь хочет еще кофе? – спросил он и, так как желающих не оказалось, поднялся с кресла.

– Присоединимся к прекрасному полу. Всем понятно, надеюсь, что первый танец каждый из нас должен посвятить своей даме. Прошу, джентльмены.

Я поднялся и одернул брюки.

3

Будь я проклят, если в алькове не уместился целый оркестр – рояль, саксофон, две скрипки, кларнет и ударник со всеми своими погремушками. Конечно, можно бы обойтись магнитофоном с усилителем, но на что только не пойдешь ради матерей-одиночек! Что касается расходов на оркестр, то они частично покрывались экономией на напитках – содовая вода в коктейлях, бурда за столом, выдаваемая за вино, и отсутствие коньяка – так что оркестр не являлся таким уж расточительством. Напитки появились, только когда мы протанцевали больше часа. За баром появился Хакетт, принялся откупоривать шампанское и, не разбавляя ничем, разливать по бокалам. Очевидно, в заключение приема миссис Робильотти решила пойти на жертвы.

Как партнерша по танцам Роза Тэттл была не находкой. Внешне она вполне годилась для танцев и даже обладала в какой-то степени чувством ритма, но дело заключалось в принципиальном отношении к танцам. Она и танцевала весело, а это, конечно, никуда не годится. Танцевать весело нельзя. Танец слишком важная штука, чтобы во время него веселиться. Он может быть яростным или торжественно-важным, беспечным или бесстыдным, танцем ради искусства танца, но никогда не веселым. Если тебе весело, ты становишься слишком болтлив. Элен Ярмис была партнершей получше, вернее, могла бы стать, не держись она так чертовски скованно. Едва мы начинали танцевать как следует, она вдруг вся напрягалась и превращалась в двигающуюся куклу. Роста она была подходящего – голова на уровне моего носа, и чем ближе я находился к ее крупному рту с изогнутыми губами, тем больше она мне нравилась, особенно, когда углы рта загибались кверху.

Робильотти пригласил Элен на следующий танец. Оглядевшись вокруг, я увидел, что все почетные гости разобраны, а ко мне направляется Цецилия Грантэм. Я не тронулся с места. Она подошла, остановилась от меня на расстоянии протянутой руки и откинула назад голову.

– Ну? – проговорила она.

Как я понимал, тактичность предполагалась только в отношении матерей-одиночек, и я вовсе не обязан был растрачивать ее на дочь хозяйки.

– Что «ну»? – отозвался я.

– А то, что я хочу поглядеть, как вы сумеете избежать танца со мной.

– Очень просто. Скажу, что заболела нога и сниму ботинок.