И тогда я тихо, счастливо-успокоенно засмеялся и закрыл глаза.
Я отпустил его запястье. Рука бессильно упала на край дивана.
— Оля, — позвал я.
— Что? — вскинулась она. Она не спускала с него взгляда.
— Температуру ему меряла?
— Да. Час назад.
— Сколько?
— Тридцать девять и четыре.
Лежащий на диване раненый невнятно забормотал, дернулся. Открыл глаза. Взгляд у него был абсолютно бессмысленный. Он облизывал губы. Ольга наклонилась к нему с поильником в руке: поддержала голову — розовые брызги морса вылетали у него изо рта, впитываясь в подушку.
Ольга осторожно опустила его голову на подушку, отошла от дивана. Повернулась ко мне. За окном тянулся нескончаемый рассвет. Утро опять было хмурым и дождливым. Я потер щеку. Щетина неприятно царапала ладонь — ведь я приехал к Ольге не из дома, а прямиком из клиники после неожиданной ночной операции. Она меня там и разыскала, по телефону, естественно. Паниковала она ужасно.
— Сережа, что же делать?.. Ведь надо что-то делать…
Она заглядывала мне в глаза.
— Поколем ему еще кое-что, — сказал я, раскрывая свой неразлучный портфель. Покопался в нем, вытащил коробку с ампулами.
— Где шприцы?
— Вот, вот. Я сразу приготовила, после того, как тебе позвонила.
Я смотрел, как антибиотик втягивается в шприц. Поменял иглу. Стянул с него одеяло и всадил ему лошадиную дозу.
— Да что же это с ним происходит? — прошептала Ольга.
Я пожал плечами, бросая использованный шприц в приготовленную ей коробку.
— Ну… Вообще-то ничего страшного, так часто бывает. Считай, что у него лихорадка. Прокапать бы его как следует, да где ж ты ее…
Я не договорил. Искоса посмотрел на Ольгу.
— Сыворотку я ему вкатил. Еще вчера, — сказал я. — Так что будем надеяться, что это не столбняк. Попала инфекция. Это бывает при ножевых ранениях. Ничего экстраординарного пока что я не наблюдаю, Оля.
Я успокаивал ее, но — чего уж скрывать — успокаивал и себя заодно с ней.
— А может быть, все-таки отвезти его в больницу, Сережа?
Она шагнула ко мне, с надеждой заглядывая в глаза. Я ничего не ответил.
— Извини, — пробормотала она, отводя взгляд. — Я полная идиотка.
— Я сегодня днем еще раз загляну. Сделаем-ка ему переливание крови. Какая у него группа?
— О, Господи, да откуда ж мне знать?
Я попытался улыбнуться.
— Извини. Я полный идиот.
Она мужественно улыбнулась. Правда, улыбка у нее получилась не очень радостная. Вдруг меня осенило.
— А документы у него какие-нибудь с собой были? — быстро спросил я.
— Да. Кажется. Сейчас. Посмотрю.
Она вышмыгнула из комнаты. Долго не возвращалась. Наконец появилась в дверях, и торопливым движением руки протянула мне паспорт и какое-то удостоверение.
— Вот.
Я быстро пролистал паспорт, нашел нужную страницу и облегченно вздохнул.
— Четвертая. Резус плюс, — сказал я. — Считай, пол-дела уже сделано… Ладно, капельницу я приволоку…
Ольга прикрыла раненого одеялом. Он по-прежнему бормотал, потише уже, правда. Но по крайней мере теперь не метался, не то что пол-часа тому назад. Только тонкие пальцы шевелились поверх простыни, искали что-то, невидимое мне и никак не могли найти. Это раздражало.
— Кофе меня напоишь? — спросил я, бросив мимолетный взгляд на часы. — А то мне уже скоро пора на работу…
— Прости, ради Бога, — суетливо встрепенулась Ольга. — Совсем я голову потеряла с этими…делами…
* * *
Мы сидели на кухне, молча пили кофе. Ольга — из маленькой чашечки, я — из большой, по боку которой плыл петровских времен пышногрудый фрегат сине-фиолетовых цветов. Ольга сосредоточенно курила.
— Сережа, ты на меня пожалуйста не держи зла, — сказала она после небольшой паузы.
— За что ж это? — не совсем искренне удивился я.
Она скривилась, махнула быстро рукой с зажатой в пальцах сигаретой.
— А ты не понимаешь? Тебе все это…вообще, так…
— Не вообще. Не вообще, милая и не так, — сказал я серьезно. — Раз это касается тебя, то…
Я смутился своей внезапной откровенности, резко оборвал фразу, не договорил. Потянулся сдуру к пачке сигарет, отдернул руку. Не курю ведь уже пятый год.
Ольга благодарно улыбнулась. Склонила смущенно голову и потерлась щекой мне о руку:
— Спасибо, Айболит, — сказала она.
Господи, совсем, как когда-то.
Я не шевелился, и не хотелось мне двигаться, уходить из этого места, с этой маленькой кухни: мне хотелось остаться тут навсегда.
И, словно, прочитав мои мысли, она вдруг весело засмеялась и произнесла:
— Мы с тобой — как муж и жена после одновременной ночной смены. Или операции. Смешно, да?
— Смешно, — серьезно подтвердил я. Меня рассердила ее бестактность. — Но только с маленькой корректировкой: как два сообщника. Так, пожалуй, будет вернее.
— Ну и пусть сообщники, — на удивление легко согласилась она, ничуть не рассердившись. — Супруги, сообщники — в принципе, разница-то небольшая.
Она прикурила новую сигарету, чуть отодвинувшись от меня. Я сразу пожалел о последней фразе, сказанной мной.
— Он выживет? — спросила она.
— Да ты что? — изумился я. — Что за глупые вопросы? Конечно, выживет. Подумаешь, порезали мужика немного. Бывает. До свадьбы заживет, не сомневайся…
Я отвернулся к окну. Рассвело. Крыши домов уже отсвечивали серебристо-серым, перламутровым, они блестели от дождя. Анемичные силуэты труб тянулись к пасмурному небу. Донеслось отдаленное дребезжанье трамвая — звонок, еще звонок. Пронзительно и требовательно выводил в колодце двора визгливый женский голос:
— Артем!.. Артемка, паршивец!.. Я долго тебя буду ждать? Я опять на работу опоздаю! Ты что там застрял, Артем?!
— Иду-у-у! — откликнулось, заметалось по двору.
Мы сидели, молчали, я снова взялся за чашку с кофе. И мы уже не смотрели в глаза друг другу. Минута нечаянной близости быстро миновала, все снова вернулось на круги своя и я не мог рассчитывать на какое-либо продолжение с ее стороны. А сам бы я никогда уже не решился.
Приглушенно запиликал звонок телефона. Ольга машинально взяла трубку и так же машинально и быстро — я даже не успел ее остановить, сказала: