– Надеть часы, да, дружище?
Крысозавр зарычал.
Стянув на запястье ремешок из крокодиловой кожи, я успокою опасного монстра. А раз так, то почему бы и нет? В конце концов, чего статусное чудо инженерной мысли в кармане пылится? Я нацепил на себя часы и…
Меня накрыло.
К бывшей жене и Рыбачке, к палачу и сборищу «червей» я вернулся, изрядно покачиваясь, будто опростал литр водки. Залпом, из горла. В голове звенело, я смутно понимал, что происходит вокруг, и все пытался упорядочить мысли и миллион нахлынувших образов, вытеснявших друг дружку, боровшихся за право занять место в моем сознании.
А еще не давала покоя одна вещица, которую крысозавр выплюнул мне на ладонь перед тем, как наша «беседа» подошла к концу.
– Ты чего, Край? – В голосе палача скользнула лютая неприязнь. – Господь ведь с нами.
– Я… – меня вывернуло прямо ему под ноги. – Я кое-что узнал…
Станцию изрядно тряхнуло.
Милена вскрикнула. И понятно, почему: в Вавилоне никогда не было землетрясений, а значит, происходило нечто странное.
В мое же сердце точно вонзили шило. Патрик! Что-то не так с моим сыном, он в опасности!
Крысозавр задрал голову к потолку и завыл.
* * *
Опираясь на мальчишку – личного помощника, Петрович спешил покинуть обезлюдевший с недавних пор район. С палачом он поговорил, презент вручил, а что потом пальба началась, так это хорошо, подступы к Парадизу наверняка хорошо охраняются. Хуже если б совсем без пальбы – это означало бы, что палач с Краем и мотоциклистами сгинули, даже не доехав до места…
Из-за слепоты Петрович не мог увидеть, как небо над Парадизом потемнело, точно над ним собрались грозовые тучи. Зато он почувствовал подземный толчок и услышал противный вой сирены, такой сильный, что завибрировали зубы и кости, а в висках заломило.
Мальца, за плечо которого он держался, затрясло всего, от пяток до темечка. Его дрожь передалась Петровичу. И уже вместе они, схватившись за уши, упали сначала на колени, а потом и вовсе повалились на асфальт.
Сколько их так корежило, неизвестно, Петровичу показалось, что вечность. А когда сирена резко замолчала, он решил уже, что это барабанные перепонки не выдержали, или еще что вроде, и к слепоте его добавилась глухота – такая наступила тишина, звенящая прямо, еще более невыносимая, чем мощный звук, ей предшествовавший.
И потому он обрадовался голосу мальца, который сказал:
– Хорошо тебе, Петрович, без глаз. А я все моргаю и моргаю, и режет, будто мне в оба песком сыпанули… Ой! Что это?!
– А что там, милок? – Петровича обеспокоило удивление мальчишки и страх, скользнувший в его возгласе.
– Над стадионом… там…
– Что там?! – невнятное бормотание помощника начало раздражать. Петрович уверенно, как делал уже много раз, поймал мальца за ухо и дернул так, будто хотел оторвать его.
Мальчишка вскрикнул и торопливо принялся переводить увиденное в слова. Получалось, что от крыши стадиона к грозовым тучам в небе устремились серебристые лучи и точно высосали из туч все молнии, а потом лучи как бы расширились и изогнулись, схлопнувшись над стадионом полусферой. Пацан так и сказал – «полусферой». Петрович погладил его по стриженой голове. Умный парнишка, молодец.
– По внутренней поверхности полусферы струятся голубые и оранжевые молнии, – закончил описание мальчик. – Так что это, Петрович?
– Силовой купол, – высказав это предположение, Петрович принюхался. В воздухе отчетливо пахло озоном. – Отгородились, сволочи, от всего мира…
Он достал из кармана мобильник.
* * *
Вой сирены проникал под землю, наполнял гулом бетон переходов, по которым мы, срывая дыхание, бежали вслед за крысозавром и Хельгой. Ее не блещущие здоровьем сородичи отстали еще пять поворотов назад и уже вряд ли нас догонят. Весь их боевой дух, раззадоренный пламенными речами Заура, свелся на нет, как только подземелье тряхнуло и свет в лампах замерцал, грозясь и вовсе погаснуть. Я ни в чем их не винил, я всего лишь старался не свалиться с ног и не врезаться на очередном повороте в стену.
Погруженный в себя, я лишь краем глаза следил за окружающей обстановкой. На стенах – сплетения кабелей, стоваттный свет из-под пыльных плафонов слепил мне глаза, под каблуками ботинок хлюпали лужи, а пахло в коридорах плесенью и пылью одновременно… Мыслями я был далек от всего этого. Ведь мое запястье приятно грели часы «Bregguett». Для непосвященных они – кусок золота со стрелками, лишь дважды в сутки показывающими правильное время, а для меня…
Что это для Максима Краевого?
И рад ли я тому, что это открылось мне? Рад?!
От станции метро, на которой мы укрылись от гарпий и «блинов», до подземных коммуникаций стадиона рукой подать, заверила нас Хельга.
Оскользнувшись на луже, я упал на колено. Рыбачка, бежавший чуть сзади, помог мне подняться. При этом он едва не уронил свой любимый дробовик в затхлую рыжую воду.
Я поднажал, но колено болело, поэтому мой спринт превратился в рваные прыжки с подволакиванием ноги. Как же не вовремя, а?! Ведь теперь я знал, что предвещало землетрясение и почему воет сирена. Надо спешить. Иначе будет поздно!..
За очередным поворотом меня поджидал палач. Похоже, он специально отстал, чтобы притаиться в засаде. Только я выскочил на него, он вцепился мне в горло, повалил на пол. Упав, я основательно приложился затылком, едва не вырубившись.
– Там, на Крещатике, ты небось чувствовал себя царем и богом, да, Край?!
Изловчившись, я ударил его кулаком в висок. Пальцы Заура разжались, и я смог прохрипеть в его искаженное от ярости лицо:
– Дружище, ну ты достал уже этой херней!
Второй удар я нанес в челюсть, сбросил его с себя и навалился сверху.
– Ну не был я в Киеве! Никогда не был! – Я ткнул «стечкиным» палачу в грудь, а потом убрал пистолет. Хорошенько двинув по ребрам разок-другой, поднялся. Разлеживаться времени нет.
– Так ты точно не бывал в Киеве? – Заур догнал меня. Видать, то, что я его не пристрелил, посеяло сомнения.
– Да. Точно. Никогда. Сколько еще раз тебе повторить, чтобы ты отстал?!
– А Бабуин откуда тебя знал?
Впереди был длинный коридор, в конце которого нас поджидали Рыбачка, Милена, крысозавр и Хельга. Последняя, тревожно перетаптываясь на месте, высматривала своего любимчика-законника.
– Этот урод затесался в мой отряд в Чернобыле, – выдохнул я на ходу. – Его гнилая сущность быстро проявилась – он крысятничал у своих, поэтому я его прогнал. С тех пор, я слышал, Бабуину не очень-то везло. Не с теми людьми он вступал в сомнительные сделки, мародерствовал и грабил по всей Украине. Наверное, тогда и случилась та перестрелка на Крещатике, о которой ты мне все уши прожужжал.