Закудахтал престарелый официант в грязно-белом переднике. Уронив поднос, – брызнуло на пол варево вместе с черепками мисок – он попытался схватить мужчину в капюшоне за единственную его руку, но, получив пистолетом по зубам, понял, что геройствовать можно лишь тем, кто спешит на прием к стоматологу.
И все же он на секунду отвлек однорукого.
За этот короткий миг – долгое время! – еще трое китайцев попытались напасть на незваного гостя.
Дважды рявкнул «кольт» – и в двух бритых головах стало на одно сквозное отверстие больше. Третьего «быка» нейтрализовала птица, вцепившись ему когтями в глотку и основательно поработав клювом над его лицом. Если бы парень выжил и заимел солидный банковский счет, пластический хирург озолотился бы на нем.
Поднимаясь по лестнице, однорукий расстрелял весь магазин трофейного пистолета.
Напоследок, у нужной бронированной двери, вбил бесполезный уже ствол в рот придурку, который едва не завалил его из АК, склепанного в подвале по соседству в третью смену слепым дегенератом-наркоманом. Пронесло – первый же патрон в «калаше» перекосило. Быстро осмотрев автомат, мужчина брезгливо его отбросил. Лучше уж с голой рукой.
В той, прежней своей жизни он называл себя Ронином.
– А теперь лбом, что ли? – пробормотал он.
Броня двери выдержала бы прямую наводку танкового орудия.
Иногда с Ронином случались просветления. Он становился самим собой. Но только если это требовалось хозяину, если хозяин терялся в реалиях чуждого для него мира.
Вот и сейчас кое-кто просчитался.
Двери в планах хозяина не значилось.
Оставалось разве что постучаться, что Ронин и сделал. К его удивлению, пару секунд спустя раздался щелчок замка. Даже после того, как он завалил столько местных, те, кто собрались за бронеплитой, его не боялись. Дверь медленно приоткрылась внутрь помещения под напором однорукого.
Он вошел, окинул всех и все взглядом.
На дизайнерском столе – хромированные гнутые трубы, черное толстое стекло – возвышалась метровой высоты пирамида. Кирпичики – перетянутые банковскими лентами пачки стодолларовых купюр. Вокруг пирамиды была разложена самая разнообразная еда, на которую Ронин, знакомый с кулинарными традициями азиатов, старался не смотреть – он так и не научился сдерживать рвотный рефлекс при виде супа с жуками, шашлычков из мышей и куриных яиц, сваренных в моче мальчиков-девственников.
Волосы на головах мужчин, сидящих за столом, были аккуратно подстрижены дорогими парикмахерами. Только рядовые бойцы бреют черепа. Ни один из присутствующих не сумел удержаться от соблазна навесить на шею полкило золотых звеньев, испортив чуть ли не европейскую респектабельность. Да и внушительные животики, отличающие этих мужчин от голодающих соотечественников, являлись предметом гордости. У белокожих богатеев, соблюдающих диету и сжигающих калории на беговых дорожках, все иначе. К тому же татуировки нет-нет да и выползали цветными кончиками из-под рукавов дорогих рубашек и воротников костюмов от кутюрье. И все же эти парни выглядели почти милашками – если сравнивать с мексиканскими бандосами, покрывающими узорами даже лица. Эти люди приехали сюда на дорогих европейских внедорожниках. Даже приближаться к японским и американским машинам, не говоря уже о корейских, для них западло.
Чтобы оценить степень опасности, Ронину хватило доли секунды.
Вступая в Организацию, каждый из присутствующих убил полицейского – такое вот испытание на профпригодность – и насладился коктейлем из крови товарищей и курицы. Зачем последний ингредиент? Да кто их, сынов Поднебесной, знает? Точно так же Ронин не понимал, на кой нужны коды-числа, что-то означающие, и загадочная математика, где трижды восемь равно двадцати одному. «Желтый дракон», «белый бумажный веер» или «красный посох» с «сандаловой палочкой»… Он даже не пытался вникать в напыщенные титулы, предпочитая привычных «быков», «бригадиров» и «авторитетов».
Взгляд Ронина остановился на одном примечательном китайце.
Даже на фоне остальных золотых запасов этот внучок Мао отличался совсем непомерной страстью к «рыжью». Помимо цепи на шее, на каждом пальце, включая мизинцы и большие, у него красовались здоровенные перстни. Ронин не удивился бы, узнай, что перстни украшают и зону педикюра. Внучок Мао улыбался, глядя на визитера, – наверное, чтобы однорукий смог оценить его отличные золотые коронки. Во рту его не было ни одного натурального зуба.
Рэкет, проституция, торговля наркотиками и оружием, нелегальная иммиграция, игорные дома… Не перечислишь всех интересов многочисленных кланов да автономных ячеек Организации на местах и на выезде. Клан «Азия» – под предводительством Ронина – формально был частью «Тени лотоса», профсоюза триад, и потому исправно перечислял в общак шестую часть доходов. Но это не мешало Ронину сотрудничать с якудзой. У него не было врожденной неприязни к японцам. А еще – пришлые этнические китайцы, желающие вести бизнес на Украине, но не вступившие в «Азию», нещадно уничтожались ветеранами. Бывшие срочники хоть и переняли традиции стран, где побывали в командировках, все же предпочитали трудиться в связке с земляками. Не в обиду парням из Гонконга и Пекина – с шибко самоуверенными ниходзинами [15] , вьетами [16] и чосон сарам [17] люди Ронина расправлялись не менее жестоко.
Внучок Мао все продолжал скалиться. Да и прочие китаезы смотрели на однорукого как на диковинную зверушку, бьющуюся в агонии, – долго протянет или вот-вот издохнет?
Однорукий медленно приподнял куртку и выдернул из-за штанов заправленную футболку, обнажив покрытый шрамами мускулистый живот без грамма жира. Это чтобы боссы местной организованной преступности увидели его татуировку-знак: треугольник с каким-то жутко крутым иероглифом, подтверждающим, что Ронин не абы кто, но парень хоть куда.
Демонстрация произвела на китайцев впечатление.
Они дружно выхватили пистолеты.
* * *
Пустой стакан так и просился на поднос, но я не спешил с ним расставаться и печально смотрел на тарелки, в которых еще недавно были суп и гречневая каша с тушеным мясом. Спасибо, вкусно поел, вот только порции скудные, для моделек, лелеющих свою анорексию.
Есть ли яд в каше, нет его – неважно. Пусть меня еще раз отравят этой жратвой.
– Эй, а добавку тут дают? – громко спросил я, не надеясь на ответ.
Да и с чего было надеяться? Пока что неведомые тюремщики контактировать со мной не спешили. Они вообще себя не засветили. Не знаю даже, какая у них униформа, шведы они или африканцы, китайские студентки или парагвайские геи. Фикус знает, кто вообще и зачем меня сунул в камеру. Может, путники заточили? В одном я уверен: дружки Заура и он сам ни при чем, они на спецэффекты с материализацией и исцелением не способны. И не то чтобы мне хотелось познакомиться с тюремщиками поближе, но темнота в коридоре за стеной-решеткой чуточку нервировала. Не знаю, есть ли приметы насчет темных коридоров, но если таки да, наверняка они плохие.