Ну что за мандраж, а? Стыдно! И от этого вот чувства стыда я решился на безумный, а потому – глупый поступок: вместо того чтобы воспользоваться-таки гранатой, засунул в салон голову и, приветливо улыбаясь, поинтересовался:
– Как дела? Не помешаю?
Чистое мальчишество, ей-богу! Вот на кой, а?! Кому станет лучше, если монстр отгрызет мне дурную башку? Ну, кроме монстра?
Я ожидал услышать в ответ рычание, зубовный скрежет и вой, но только не это:
– Где я?
Гарант тер глаза и смотрел на меня с таким непониманием, будто только что очнулся после долгого и продолжительного сна.
– Отвечаю, голова болит… – прошептал он и, открыв вторую пассажирскую дверь лимузина, вывернул на асфальт нью-йоркского чайнатауна содержимое своего украинского желудка. Глобализация, ничего не поделаешь…
Оказалось, Президент не помнит, как здесь очутился.
Последние его воспоминания – чуть ли не месячной давности. Гарант отдыхал на своей даче в Конча-Заспе, жарил с внуками шашлычок, пил винцо полусладкое, грузинское, а потом – хлоп! – моя наглая рожа, бодун и другая страна.
Ясно. Его обработали с помощью тех же бионоидов, что использовались для прочистки мозгов после пресс-конференции. Не зря же этой дрянью был забит весь лимузин.
Почему путники не устранили, Президента, раз сняли с него мерку и сделали копию?
Думаю, они решили попридержать его на всякий случай. Мало ли, вдруг нашему гаранту устроили бы проверку на высшем уровне? Путник, прикинувшийся человеком, вряд ли прошел бы ее. А зачем нужны осложнения? Вкачай гаранту под череп нужный софт, задай направление – и отправь на переговоры.
Короче говоря, Президент оказался нормальным мужиком. И сообразительным к тому же. Он быстро уловил расклад. Меньше всего ему хотелось развязать ядерную войну. Мой рассказ о том, на что его подписали, спровоцировал у гаранта минутный всплеск ярости, сопровождаемый нецензурным монологом. А потом он вспомнил речь, которую должен был произнести в зале заседаний ООН – и его вообще выключило.
– Понял, это нужно все исправить. – Он треснул кулаком по крышке мини-бара. – Это все нужно по-другому… Где водитель? Где охрана? Кто-то мне за это ответит. Так, ты! – Президент ткнул пальцем в мою сторону. – Организуй тут быстро все. Живо! Чего замер?
Я шумно втянул в себя кондиционированный воздух обитого кожей салона.
Рука сама потянулась к пистолету. До этого момента мне даже жаль было, что гаранта придется завалить. Но теперь я почти обрадовался, что лимузин станет ему последним пристанищем в этом лучшем из миров. Надо было действовать побыстрее. Небо над чайнотауном опять заполонили вертушки-беспилотники, вдалеке вовсю завывали сирены. Скоро сюда съедутся все копы штата.
Щелкнул предохранитель.
– Извини, дружище… – Я навел ствол ему в голову.
Палачом мне еще не приходилось быть. Мерзкое ощущение.
Президент наконец сообразил, что вот-вот лишится земной прописки. Тройной подбородок его затрясся, лицо покрылось бисером пота.
Палец лег на спуск и…
Меня остановил Патрик:
– Батя, лучше пусть он все исправит. Извинится там, пригласит комиссию проверить, что на Украине нет ядерного оружия. Так правильней будет, надежней, чем… Чем мы собирались.
Патрик сказал то, что крутилось у меня в голове с самого момента «пробуждения» гаранта.
Вот почему мне не хотелось его убивать!
Да уж, будь на кону чуть поменьше, чем уничтожение биосферы Земли, объяснил бы я толстому госборову, что хамить Максимке Краевому смертельно опасно. А так, стиснув челюсти, пообещал найти ему попутчиков до хатки ООН. Все равно отпустил бы пленных палачей. Убивать служивых у меня не было ни малейшего желания. Живые ведь люди, а не мутанты какие. Отпусти же я их на все четыре стороны, еще бы преследовать нас с Патриком вздумали.
Выбравшись из лимузина, я подозвал Мигеля и остальную шайку в серых пиджаках и велел им сопроводить гаранта до пункта назначения.
– И чтобы ни одна пылинка с него!..
Плотно окружив, гаранта перевели в джип. Взревели движки немногих уцелевших тачек кортежа.
– Удачи тебе, дружище! – напутствовал я Президента.
Тот в ответ скривил такую рожу, что на душе у меня стало неспокойно.
Не ошибся ли я? Может, не стоило отпускать гаранта? Лучшее, как известно, враг хорошего.
Взвизгнув покрышками, «Вепри» сорвались с места.
– Так что там с ликвидатором? – спросил я у Патрика.
Лампы у потолка светят ярко, а им бы мерцать. А еще лучше – дабы усугубить драматичность момента – внезапно погаснуть. Тогда сказанное Львом Аркадьевичем прозвучит внушительней, что ли. Зловеще даже. В темноте все кажется серь-езней.
– Там, в Боснии, я впервые незаконно пересадил орган.
Пауза. Реакция слушателей? Толстяк-гей – животное! – зевает. А вот девушка Татьяна смотрит на Льва Аркадьевича, не моргая. Хорошо, имеет смысл продолжать.
– Спас жизнь такой же соплюхе, что сейчас разлеглась на столе в ожидании операции. – Глоссер намеренно обращается к толстяку, чтобы привлечь его внимание, а заодно привести девчонку в замешательство. Второе удалось, первое нет. – Мне привезли шахидку, «пояс» которой не сдетонировал, когда она подобралась к позициям миротворцев, и ту кроху, которую зацепили наши бойцы, открыв огонь по шахидке. Любительнице пиротехники было не выжить. Крохе тоже. Но у них оказалась одна группа крови и полная совместимость. Вот что значит – из одного села.
Глоссер подмигивает Татьяне и ставит на передвижную операционною стойку контейнер для органов – рядом с поддоном с инструментами.
– Я принял решение: спасти хотя бы одну из них, сделав трансплантацию. Формально это было запрещено. В стране процветала торговля органами. Иногда мне казалось, что войну развязали для прикрытия этого незаконного бизнеса. Так что операцию нельзя было проводить без особой на то санкции сверху. И даже если бы я, тогда молодой и перспективный хирург, получил такую санкцию, что сомнительно, это заняло бы слишком много времени…
Лев Аркадьевич замолкает. Он любит думать в тишине. Сейчас ему надо решить, какую тушу разделать первой. Пожалуй, он начнет с неблагодарного слушателя. Заодно надо определиться, как будет происходить разделка. Льву Аркадьевичу нравится экспериментировать.
– Я сделал операцию на свой риск и страх. Вместе со своим другом Дамиром, будущим отцом Заура. Твоим отцом, Татьяна. – Глоссер подмигивает девушке и замечает, что толстяк начинает проявлять интерес к его рассказу. Хм, тогда, быть может, начать все-таки не с него?..
– У нас едва не отобрали лицензию. Едва – потому что больше некому было латать разодранные внутренности вояк и штопать сквозные пулевые раны. Мы работали под огнем повстанцев, в землянках, прямо в окопах. Мы покупали за свои деньги лекарства и инструменты у тех, кто воровал их с армейских складов. Но вот случилось так, что третий месяц нам не платили жалованье, потому что очередной генерал захотел новый лимузин, чтобы, раскатывая на нем в компании красоток, жрать черную икру, запивая ее шампанским. И все бы ничего, но в нашем полевом госпитале закончились даже бинты. Покупать-то их было не на что, а в долг нам уже не давали…