– Черт, Василеф!.. Это настоящее дикарское капище!
Наше объяснение прервал появившийся у края оврага Энке. Немец спустился вниз по отлогому склону, поднимая фонтанчики пыли и хрустя галькой. Лейтенант некоторое время ходил кругами вокруг обрушенной пирамиды, подобрал несколько осколков костей и тут же бросил их обратно. Мы с репликантом молча переглянулись, как бы мысленно решив оставить объяснения на потом.
Незаметно сделав девушке жест молчать, я подошел к немцу и, не дожидаясь вопроса, объяснил:
– Это капище сектантов «Братства Обелиска», мне приходилось видеть такое раньше в Припяти.
Энке замер на месте, а потом, сняв свои модные очки с оранжевыми стеклами, с удивлением уставился на меня, словно увидел нечто диковинное:
– Вы были в запретном городе, Василеф?! Когда?!
– Давно, еще до Исхода. Мой отряд проводил разведку, там я видел такие же пирамиды.
– Но зачем сектанты пришли сюда?!
– Думаю, что ни вы, ни я не хотим этого выяснять, господин лейтенант.
Энке еще раз обвел заинтересованным взглядом все вокруг и, потянувшись к боковому карману брюк, извлек оттуда маленький цифровой фотоаппарат. Затем, сделав несколько снимков капища с разных позиций, он снова заговорил. В голосе наемника звучали неподдельный страх и волнение:
– Пусть так. Действительно, причуды местных сумасшедших меня не касаются. Что вам удалось выяснить?
Своей цели мне, благодаря паукам, удалось добиться в кратчайшие сроки. Раз пришельцы идут за обозом, то лучше всего будет отделиться и двинуть к Развилке своим ходом.
Но для этого мне нужен был Энке и пара лошадей, поэтому я стал говорить негромким, проникновенным голосом, глядя немцу прямо в блестящие от возбуждения глаза:
– Сектанты захватили бандитов врасплох, потом разграбили блокпост и двинули на юго-восток. Тут они совершили свой ритуал, принеся пленников в жертву Обелиску.
– Дикость какая!
– У каждого своя вера, господин Энке. Вы делаете пожертвования в евро, а местные режут головы и строят из костей жертв пагоды.
Возбуждение постепенно покинуло лейтенанта, но страх остался. Энке замер на месте, став непроизвольно крутить головой и теребить рукоятку автомата, висящего на ременной петле у бедра. Охрипшим от волнения голосом он спросил:
– Куда они направились отсюда?
И это был главный вопрос дня. Правду говорить точно нельзя, но и отправлять столько людей на верную смерть тоже не годится.
Поэтому я лишь указал примерное направление:
– Следы ведут на юго-запад. Десять человек, одна повозка и пара верховых лошадей.
– Но ведь там ничего нет, только степь!
– Поправочка, господин Энке. Там нет ничего, о чем известно всем. Сектанты никогда не забредают на чужую территорию просто так.
Мои слова настолько поразили воображение лейтенанта, что немец еще некоторое время продолжал ходить среди обугленных останков и щелкать цифровиком.
Минут через пять он спрятал фотоаппарат, а затем, тщательно выговаривая каждое слово, обратился ко мне:
– Вы непростой человек, Василеф. Не будь вас, мы непременно вляпались бы в какую-то неприятность, я это чувствую. Я обещал отблагодарить вас, мое слово твердо. Так что вы хотите за помощь?
Пряча невольно набежавшую улыбку, я двинул свою просьбу, от которой зависел успех в нашей гонке с быстро убывающим временем:
– Двое ваших людей с лошадьми. До Развилки уже совсем близко, и нам хотелось бы побыстрее добраться до дома. Ваши люди подбросят нас к заставе у Сухого ручья, а оттуда вернутся назад к обозу.
Теперь все зависело от того, насколько серьезно он воспринял мои слова. На самом деле след повозки и верховых терялся. За холмами только голая степь, где след исчезает значительно быстрее. Поэтому точно сказать, куда направились бандиты, я не возьмусь. Но пауки следят за обозом, значит, нам непременно нужно затеряться. Пускай идут за державниками, повторно напасть на хорошо вооруженных людей пауки уже вряд ли решатся. А если даже и нападут, то нас там уже не будет.
Энке еще некоторое время задумчиво осматривал место жертвоприношения. Листал какие-то записи в своем ПДА. Я не стал его торопить, пусть переваривает. Взобравшись наверх по довольно крутому склону, цепляясь за крепко вросший кустарник, подошел к стоявшей в задумчивости девушке. Ксения неотрывно смотрела на капище, словно завороженная. Обернувшись на звук моих шагов, она слегка кивнула, показывая, что перебранки больше не будет. Мне не давала покоя та смесь гнева и страха, с которой репликант реагировала на увиденное. Словно она была свидетелем чего-то похожего, но переживание это носило глубокий личностный оттенок.
Подойдя ближе, я спросил:
– Кто-то из близких попал к паукам в плен?
Плечи Ксении, все так же стоявшей ко мне спиной, передернулись, девушка, медленно кивнув, охрипшим голосом добавила:
– Двое старших братьев и отец.
– Мстить – это как утолять жажду соленой водой. Сколько бы ни выпил, в горле все так же сухо. Но как не пить, если кругом только песок и целый океан соленой, горькой воды!
Девушка обернулась, в смотровых прорезях маски ее серые глаза блестели. Я с удивлением понял, что иномирянка плачет или, вернее, еле сдерживает слезы. Черт, как же трудно понять, игра это или все же настоящее:
Ксения, чуть помедлив, спросила:
– Ступающий, ты воин, ты терял близких и друзей. Как тебе живется с этим?
– Трудно. Но пока есть с кем воевать и пока за мной и рядом идут друзья, все не так паршиво, как могло бы быть.
Ответ вырвался непроизвольно, сам собой. Вдруг в нескольких словах мне удалось выразить весь смысл того, что уже восемь долгих месяцев заставляет просыпаться и вставать с кровати. Мы стояли так некоторое время, пока впереди у холма я не увидел две быстро приближающиеся к оврагу фигуры. Минуту спустя удалось различить, что это всадники. Вынув монокуляр, я присмотрелся внимательнее и невольно улыбнулся так, что в мимолетно брошенном на меня взгляде Ксении различил тень легкой паники. Смех и приятное выражение лица не мой конек, что тут поделаешь? Спрятав оптику, я легонько подтолкнул девушку к тропинке, ведущей в обход оврага. Похоже, что Энке решил все же принять мое предложение. Девушка, недоуменно оглядываясь, пошла вперед.
Чтобы избежать ненужных расспросов, я пояснил:
– Попробуем сбить пауков со следа. Проедем верхом сколько сможем, нам нужно попасть на мою базу. Сейчас не лучший момент для открытого боя.
Девушка вдруг встала и, развернувшись ко мне лицом, посмотрела прямо в глаза. Наши взгляды встретились, и впервые за все это время мне не хотелось ее убить. Молчание прервал Энке, тоже поднявшийся на склон. Немец быстро подошел и, вежливо кивнув девушке, сообщил: