– Пока никто ничего не добыл, – как можно мягче произнес Петр Ильич. – Может, их самих добыли.
И тут же прикусил язык. Однако было уже поздно.
– Это тебя любая шавка добудет, слизняк убогий! – не сдерживаясь, выкрикнула Вика. – За чужими спинами спрятался, да еще охаять норовит! Вот подожди, вернутся наши, скажу, так мигом тебе копыта в задницу вобьют, а рога на стенку вместо украшения повесят! Нашелся тут, индюк недорезанный! Педераст вонючий!
Последнее явно не соответствовало действительности. В гомосексуальных связях Петр Ильич не был замечен ни разу. Имел жену, порою ходил в баню с девочками, благо удовлетворить и получить удовольствие – понятия разные. Но в данном контексте слово говорило не о сексуальной ориентации, а о социальной, доведись человеку попасть в обстановку, от которой по популярной пословице зарекаться не принято.
Да и в жене Ширяева говорила не уверенность в ушедших, а безумная надежда на их успех. Только удача сулила выживание, если же нет…
– Вика, успокойся, Вика! – попыталась успокоить разошедшуюся женщину Наташа.
– Как же, жди! Мало что он наших мужиков хает, так еще и от работы отлынивает! С утра печь растопить не можем. Этому тунеядцу даже дрова нарубить лень! За что тебя только Командор содержит? Лучше мы раба купим. Хоть толк будет!
Лудицкий вжал голову в плечи и понуро выслушал обрушившийся на него поток брани.
– Чего стоишь? А ну коли дрова! Живо! Сам останешься без обеда! – уже чисто по-деловому закончила Вика.
Ей было несколько легче. Как в силу склочной натуры, так и в силу былого, относительно высокого положения.
Ни Наташа, ни Юля повысить голос на Лудицкого не могли. Пусть жизнь все расставила по местам, но девушки подсознательно помнили, кто они и кто он.
Но и Лудицкому деваться было некуда. В высокие сферы его не пускали, за речи в нынешнем веке никому не платили, поэтому поневоле приходилось заниматься делами.
Петр Ильич подавленно проследовал к сваленным в кучу дровам. Рядом с ними валялся топор, собственноручно наточенный Кабановым перед самым отплытием.
Топор для Лудицкого был инструментом непонятным, как компьютер для дикаря. Прирожденный демократ взял орудие труда боязливо, пытаясь понять, как размахнуться им, не попав себе при этом по ноге? Задача казалась практически неразрешимой. Колоть дрова было страшно, словно бросаться с обрыва в воду. Конечно, большинство людей совершают прыжки благополучно, однако вдруг окажешься в числе тех неудачников, которые падают мимо, на скалы?
– Мама! Там два фрегата пришли! Из самой Франции! – донесся издалека голос Марата, и мальчуган стремительно выскочил откуда-то с другой стороны дома, с разгона врезаясь в Вику.
Чуть отстав от него, шла Юля. Единственный ребенок в доме поневоле был в центре женских забот, и прогулка с ним рассматривалась невольными соседками, словно праздник.
В свою очередь мальчик охотно проводил время с бывшими стюардессами, позволявшими ему гораздо больше, чем мать.
А вот Лудицкого Марат избегал. Не мог понять с детским максимализмом, как можно добровольно остаться на берегу, когда настоящие мужчины ушли в море мстить за своих современников?
– Откуда ты знаешь? – спросила Вика.
– Все в порту говорят. Большие! Шлюпка пристала к берегу, а из нее вышли офицеры и пошли к Дю Касу, – охотно сообщил Марат.
– А еще Маратик придумал для наших мужчин сюрприз, – с гордостью, словно именно ей принадлежала неведомая идея, добавила Юленька.
– Какой? – заинтересовалась Наташа.
О Лудицком было забыто. Он одиноко переминался с топором в руках, не решаясь приступить к работе, но зная, что увильнуть от нее не удастся.
– Флаг! – гордо произнес Маратик.
– Какой флаг? – не поняла Наташа.
– Пиратский!
– Маратик предлагает вышить мужчинам их собственный флаг. Такой, чтобы сразу было видно: это они! – пояснила Юленька.
– Пусть все боятся! Мой папа – пират! И дядя Сережа, и дядя Жан-Жак, – принялся перечислять Марат.
– А мы сможем? – Наташа даже не поинтересовалась, что именно должно быть на знамени.
– Я умею вышивать, – кивнула Юленька. – Да и вы мне поможете. Я покажу как. Это совсем несложно. Только надо будет купить черный материал и нитки.
Лудицкий сплюнул в досаде.
Когда он недавно предложил нанять человека для колки дров и других физических работ, ему ответили: свободных денег нет. Хорошо хоть, не уточнили, что такой человек уже нанят и зовут его Петром Ильичом.
Идея сюрприза была встречена с восторгом. Да и то. Делать женщинам было особо нечего. Ну, обед, стирка и прочие трудоемкие в нынешние времена мелочи, а еще? В местное общество бывших пассажирок не принимали из-за неопределенности их статуса, кабаки были местом мужского разгула. Поневоле начнешь придумывать что-нибудь способное занять руки и голову.
Когда же Маратик пояснил, каким именно должен быть флаг, перемешанный с весельем восторг перешел все пределы…
Люблю схватки, поединки. В них чувствуешь себя мужчиной. Если бы при этом не надо было выходить в море. А так…
Нам повезло с погодой. Ветер и качка были в пределах нормы. Ни грозовых шквалов, ни штормов.
Было немного обидно спасаться бегством от английского фрегата. Но и вступать с ним в бой казалось мне глупым. Добычи это не сулило. Сам корабль мне был не нужен. Тяжеловат на ходу, а об его маневренности вообще лучше помалкивать. А драться ради драки…
Я бы, пожалуй, подрался, но англичанин был заведомо сильнее. Терять же кого-то из людей просто так…
Ладно. Пусть живут пока. Пока мы не подготовимся получше. Есть на этот счет кое-какие мысли, но не все же сразу!
Испанцы мне не враги. Не они напали без причины и повода на беззащитный корабль под гражданским флагом, не они уничтожили мирных людей, значит, и не им держать ответ. У них есть деньги, которыми могут поделиться, и только. А вот кое-кто другой… Кому-то придется рассчитаться по полной.
Поздним вечером, когда фрегат стал пятнышком на горизонте, мы приступили к дележу. Света еще хватало, добыча же была оценена давно, еще во время нашего бегства.
Улов оказался значительным. Главное же было в том, что он достался нам без каких-либо потерь. Команда ликовала. Мнения о дальнейшем сразу же разделились. Одним хотелось поскорее вернуться и спустить свою долю добычи, другим – продолжить рейд и прихватить что-нибудь еще.
– А вы что скажете, господа? – спросил я своих, когда настала ночь.
Мы расположились в моей каюте. Я, Флейшман, Ярцев и Ширяев. Сорокин нес вахту. Судя по всему, мы находились западнее Мартиники и Доминики на таком расстоянии, что уточнять, к которому из островов ближе, было не особо существенно.