– Не хочется, – признался Усольцев. – Все-таки я предпочитаю иметь дело с привычным противником.
– По-вашему, русские люди – привычный противник? – Раден задумчиво вертел в руках папиросу.
– Русские – нет, однако люди. Хотя какая нынче разница? – Капитан вздохнул. – Главное – чтобы штык их брал и пуля.
– Берет. Неплохо берет. Если против нас на самом деле были вампиры, а не обычные бандиты, – успокоил его Раден. – Вопрос в другом. Как всю эту взбаламученную жизнь вернуть в прежнее русло? В здешнее правительство, признаться, абсолютно не верится. Пустобрехи и мечтатели.
Возражений не последовало. Правительство новоявленной республики не вызывало у офицеров ничего, кроме брезгливости. Только даже такое, немощное, бестолковое, оно было лучше полнейшего безвластия, царившего на остальной территории. Или все-таки где-то дела обстояли лучше? Отсутствие связи давало надежду на что угодно, вплоть до того, что где-то уцелел законный Государь и в данный момент при помощи верных людей готовится вернуть на истерзанные земли былой порядок. Ведь слухи о гибели Помазанника – не более чем слухи. Никто их не подтвердил, хотя никто и не опроверг. И потому сама неопределенность давала некоторую надежду на лучшее.
Господа офицеры притихли. Каждый из них поругивал про себя губернскую республику и про себя же пытался решить вопрос: жив ли Государь?
А поезд все шел. Перед станциями машинисты старательно притормаживали, и пассажиры могли рассмотреть, что творится хотя бы в районах вокзалов.
Ракитная внешне не пострадала, зато следующая станция, Куприно, была тронута огнем, и некоторые дома в пределах видимости лежали в развалинах. Но были ли то проделки Яниса или другой банды, решить было трудно.
– Скоро Рудня. – Сухтелен посмотрел в окно. – Господа офицеры, просьба приготовиться.
Больше говорить он ничего не стал. Пехотные офицеры торопливо двинулись в вагоны к солдатам, и с подполковником остался лишь Раден.
Ход поезда стал тише. Теперь он не шел, а подползал к станции. Если подумать, излишняя предосторожность. Шум-то все равно слышен издалека. Если в Рудне есть враги, то они вполне могут успеть подготовиться к встрече… или убежать.
– Черт! – выругался, подумав об этом, Сухтелен.
– Что, господин подполковник? – спросил Раден.
– Да сволочь этот Шнайдер! Черт! Забрал всех пленных, а делиться сведениями не желает!
Это было правдой. Сразу после боя, когда бригада распухла пленными и просто подозрительными, гражданин по борьбе с контрреволюцией попросил передать всех захваченных ему. Он должен был знать в городе всех, так кому же еще отделять агнцев от козлищ? Естественно, Аргамаков согласился, и вот теперь никто не знал: все ли члены банды пришли в Смоленск, или какая-то их часть осталась охранять прежнюю базу отряда? На прямой вопрос Шнайдер ответил, что пока идет следствие и бандиты отрицают все. Даже принадлежность к банде.
Из тамбура вышел Усольцев. Подошел слегка шатающейся, в такт вихлянию вагона, походкой, привычно козырнул:
– Господин подполковник! Полурота к бою готова! – Капитан чуть помялся и добавил: – Может, лучше высадиться перед станцией?
Сухтелен сам думал об этом, поэтому ответил сразу:
– Не стоит. Вспомните, сколько мы их положили в Смоленске. Вряд ли банда была настолько велика, чтобы оставить в Рудне большой отряд. Да и откуда им знать, кого черт несет? Если те же черти не унесли их самих в свое пекло.
Гусар оказался прав. Несмотря на поднятый приближающимся составом шум, вокзал был почти безлюдным. Несколько человек не делали погоды. Правда, у некоторых из них были винтовки, да только мало ли кто ходит нынче с оружием. Напрасно из вагонов хищно выдвинули тупые рыла пулеметы. Для них просто не оказалось достойных целей.
Зато преподнесли сюрприз доморощенные машинисты. Они промедлили с остановкой, затем спохватились и затормозили так резко, что вставшие солдаты едва не оказались на полу.
– От середины на выход! – зычный голос Усольцева покрыл даже визг тормозных колодок и свист пара.
Поезд застыл, и почти сразу из вагонов на перрон стали выскакивать солдаты. Винтовки в их руках смотрели в небо, однако чувствовалось, что смертоносное оружие в любой момент будет обращено на врага. Если таковой, конечно, вдруг окажется поблизости.
Немногочисленные встречающие невольно отшатнулись. При этом сама по себе реакция ничего не означала. Человек с ружьем давно внушал ужас всем окружающим. Очень уж часто оружие пускали в ход по самому незначительному поводу или вообще без него. О том, что солдаты должны быть не врагами, а защитниками, после памятных мартовских дней большинство населения успело как-то забыть.
Офицеры, разумеется, оказались на перроне первыми.
– Оцепить вокзал! – выкрикнул Усольцев.
– Вывести лошадей! – вторя ему, добавил Сухтелен.
Лошадей в посланном отряде было восемь. Ровно столько, сколько вмещала стандартная теплушка.
Пока выполнялись приказания, Сухтелен шагнул к встречавшим.
Их уже успели сбить в кучу, обезоружить, причем сопротивления не оказал ни один.
– Какая власть в городе? – осведомился подполковник.
– Что? – отшатнулся один с видом типичного социалистического полуинтеллигента. Нервного, злого, готового обвинять всех лишь за то, что не разделяют его взглядов.
– Так нету никакой власти, – перебивая его, поведал типичный мелкий лавочник в поддевке. Помимо одежды в пользу этого социального статуса говорило и хитроватое выражение лица, и бегающие глазки, словно мужчина только и думал, как бы поприбыльнее объегорить пришельцев.
– Совсем нет? А банда? – уточнил Сухтелен.
Спрашивал, а сам вглядывался в «пленных». Попробуй разберись, кто перед ним: мирные обыватели или разбойники? Тем более, многие с легкостью умудрялись сочетать обе эти ипостаси. Лица угрюмы, ни тени радости. С другой стороны, чего им радоваться? Мало ли кто может заявиться в крохотный городок, а что погоны… Эка невидаль!
– Была банда, была, – с готовностью кивнул лавочник. – Долго у нас озоровала. Мы и счет дням потеряли. А позавчерась погрузились в поезда да и отправились в сторону Смоленска. Неужто не повстречались?
Только ли любопытство звучало в последнем вопросе, или еще и легкая издевка?
– Почему же? Повстречались. Пришлось направить их прямиком ко всем чертям. – Ухмылка Сухтелена без слов поясняла, чем закончилась встреча.
Ответом было молчание. Задержанные не спешили выражать ни радости, ни горя. То ли не верили, то ли – чем все тот же черт не шутит! – и впрямь были связаны с покойным Янисом. Или, что гораздо проще, считали, будто имеют дело еще с одной бандой, еще более безжалостной, чем предыдущая. Социалист так и вообще зыркал на погоны с явной злобой, а вот в глаза не смотрел. Боялся.